Неясно, кому живется тяжелее – дежурному врачу, который всю ночь вынужден бороться со сном, параллельно неся ответственность за своих пациентов, или врачу, который сменяет его утром, получая в свое распоряжение новоприбывших за ночь. Для Эшли пациенты, доставшиеся ей от дежурившей до нее коллеги, представляли собой не столько живых людей, которым требуется помощь, а настоящим ворохом проблем и волокиты. Предстояло провести пару часов в кабинете, ковыряя наспех составленные истории болезней, которым и верить-то не приходится: врач на исходе двадцатичасовой смены – это уже не человек, а машина, работающая с постоянными перебоями.
Через двадцать часов Эшли и сама такой будет. И для нее что смена, что ее приемка – одинаково муторные занятия.
За ночь, однако, ее коллега Кейт, суровая женщина за пятьдесят, успела принять роды, сдать в операционную больного с острым аппендицитом, стабилизировать кого-то с черепно-мозговой, устроить промывание желудка отравившемуся левоаминокислотным белком турианцу, зашить волуса-тинейджера обратно в скафандр, а также трясущейся от кофеина рукой заполнить бумажки, которые Эшли теперь и изучала. Впереди маячил обход.
В мире, безусловно, есть море занятий скучных и бессмысленных, на которые глупо и грустно тратить свою жизнь. Работа врача в их список традиционно не входит, но Эшли не чувствует никакого воодушевления, когда занимается своей работой. Никакого героизма, никакой надуманной романтики, никакой значимости. Она прочищает чужие желудки, меняет утки, ставит капельницы, помогая своим безликим пациентам справиться с пустяковыми недугами, и не чувствует никакой причастности. Вот если бы можно было спасти армейского друга от вегетативного состояния после ранения в голову, если бы можно было пришить оторванную ногу молодой девочке-биотику, ставшей инвалидом, если бы изрешеченного пулями любимого можно было вернуть к жизни – тогда да. А тут турианца наизнанку выворачивает от пары земных печенюшек. «Так тебе и надо, ящерица», думает Эшли, обмениваясь с ним дежурными репликами в духе «Как ваше здоровьице?». От роженицы Эшли сбежала через пятнадцать секунд – вытолкнув из себя на свет нового человека, та возомнила себя пупом земли и принялась истерить, требуя принести ей сыночка сию же минуту. Сыночек валялся в интенсивной терапии под присмотром акушерки и был немного не в состоянии для встречи с мамашей, но поди объясни это нестабильной мадам. Волус, тем не менее, не разочаровал – деловито и торопливо заполнил бумаги, осыпал Эшли благодарностями ни за что и, заплатив, отправился восвояси. А доктор отправилась к последнему свеженькому – пришибленному на голову.
- Ну, как у него дела? – она остановилась у края кровати, окинув взглядом забинтованного, как мумия, больного. – К чему трата бинтов?
- Ээ… С ним все сложно, - медсестричка замялась, щелкая кнопками на мониторе. – Доктор Марч не успела это внести в документ. Травма пустяковая, но проблема в том, что у него и без нее с головой не все в порядке. Рентгеновские снимки в базе данных уже есть. Там вместо правой половины черепа кусок металла и какая-то электроника…
- А, киборг, - скучающим тоном подытожила Эшли, читая одним глазом историю болезни. – Хоть что-то новенькое. Медицинская находка. Статью напишу. Знаменитой стану.
Медсестричка криво улыбнулась и слиняла, а Эшли отметила, кому дать тумаков за отлынивание от работы.
Больной был в сознании, но жизненные показатели ниже среднего. Сейчас он, должно быть, между сном и реальностью, накачанный болеутоляющими.
- Я вас буду обрабатывать в течение следующих двадцати часов, - заявила Эшли, отложив свои бумажки и приблизившись к монитору. – Так что не буяньте мне тут.
На снимках и вправду картина вырисовывалась не из лучших – костная часть черепа надломилась под затылком, и красное пятно свидетельство о сотрясении или ушибе головного мозга. Перелом осложнялся тем, что металлическая пластина, на снимке имевшая четкие контуры, плотно прилегала к месту надлома и, вероятно, и послужила его причиной. Кости раздробило о металл. А ушиб всегда мог закончиться инсультом, что для молодого мужика тридцати четырех лет – исход крайне печальный.
Под бинтами кто-то замычал.