Миниатюрная брюнетка сообщила Эдуарду, что группа транспортов задерживается на неопределенное время, так как хаски снова возобновили массированные атаки на посты сопротивления, и на пути движения грузовиков кипят бои. Брюнетку звали Лиса, и она была командиром. Правда, из подчиненных у нее остался только Худяков. Трое других бойцов Сопротивления  свое уже отсопротивлялись. Хоть погибли не зазря, они все-таки нашли набитый консервами и макаронами склад, и теперь, лежа на его крыше, ожидали машин, которые отвезут провиант в лагерь Сопротивления.
Не патроны, не амуниция, не медикаменты или ГСМ составляли главную заботу снабженцев Сопротивления, а еда. Вся логистика мирной жизни обрушилась, связи города с деревней не было,   да и, насколько было известно, сельское население было истреблено Жнецами практически полностью.
Худяков не стал ничего говорить, просто молча кивнул, показывая, что, дескать, принял к сведению. Ждать, так ждать.
Он отвел взгляд от партизанки, возвращаясь к наблюдению за окрестностями. Он так и не побывал в Лондоне, и теперь попытался представить, что бы он мог увидеть, если бы оказался здесь до вторжения.
К примеру,  по той узкой дороге, надо думать, время от времени проползали бы степенные труженики-грузовики. Мерно урча мощными двигателями, они неспешно заезжали  бы  в растянувшуюся на несколько километров промзону, памятник былой Земли, Земли изобильной и трудолюбивой. Земли, где склады были забиты от потолка до пола, а цеха и биржи работали беспрестанно, сейчас нет. Лондон в те времена славился дорогущей недвижимостью, модными книжными издательствами,  высококачественной промышленностью, смешением разных наций и культур, преступностью и консульствами инопланетных рас.  Некоторые в Сопротивлении находили сегодняшний Лондон, опустевший и безлюдный, красивым какой-то особой, грустной и суровой красотой. Эдуард не понимал такого вкуса. На заре появления фотографии был одно время обычай делать на память снимки умерших родственников. Их гримировали перед тем, как запечатлеть, наряжали, причесывали. Сейчас бывшая столица напоминала такую фотографию, которая показывает наделенное правильными чертами лицо, но лицо, в котором нет жизни. Эдуард видел такие фотографии, и они казались ему жуткими и пугающими. 
На всякий случай, он быстренько внес пришедшее на ум сравнение в записную книжку своего инструментрона, чтобы потом не забыть. Он, конечно, не загадывал вернуться к любимой профессии, но с остервенелым упрямством продолжал вести свою записную книжку, неотъемлемый атрибут всякого литератора.
- Между прочим, я ведь на Землю в отпуск прилетел, от работы отдохнуть, - сообщил он Лисе. – Звучит, как анекдот, да?
Худяков  снова оборотил свой взор на командиршу их группы, хотя теперь это уже был дуэт. Девушку назначили главной, с оружием она обращалась уверенно, да и во всем остальном был виден боевой опыт, это Эдуард уже успел оценить. Военнослужащая Альянса? Но армейской выправки не наблюдается. Может быть, полиция?
- Лиса, а ты не посоветуешь какое-нибудь средство от сна? – поинтересовался Эдуард. – В сон клонит, а наши сюда еще черт знает когда приедут.
Худяков рассудил так, что остаться с вырубающимся от недосыпа напарником девушке не захочет, так что если она знает какие-нибудь армейские или наемнические способы борьбы со сном, то секретничать не будет. А обладание Лисой подобными знаниями даст Эдуарду новую пищу для размышлений о ее прошлом. Зародившееся от скуки томительного ожидания любопытство толкало  Худякова на то, чтобы узнать побольше о своей спутнице.
Впрочем, он не врал. Спать действительно хотелось, и уже давно. Примерно с того дня, как на Землю напали Жнецы.

За время отсутствия Лисы ничего не произошло, и никто в поле зрения не возник. От предложенного алкоголя Худяков отказался, пояснив, что спиртного не хочется. Вдаваться в подробности насчет своих вредных привычек, и того, почему он предпочитает избегать выпивки, когда у него в руках оружие, или же когда он занят важной работой, Эдуард не стал. Кроме того Лиса его немного смутила. Сначала она лихо напала в одиночку на двух вооруженных людей, не моргнув глазом, а теперь, прикончив одного и оставив при смерти второго, довольно улыбалась,  с видом кошки стащившей кусок мяса со стола. Смущала Эдуарда не моральная сторона дело, ублюдкам ублюдочью смерть. Но журналист опасался оказаться в одной компании с человеком, который то ли прется от чувства опасности, то ли ловит кайф, когда убивает, то ли начинает потихоньку прощаться с крышей от всего пережитого. Худяков бы предпочел торчать на этой крыше с человеком, который на мышей охотится только с помощью мышеловок, а завидев большую собаку без намордника, переходит на другую сторону улицы. А всякие отчаянные герои, по мнению Эдуарда, для своих представляют большую опасность, чем для чужих, а особенно на командирских должностях.  Тем более, не было желания выпивать с подобной дамочкой на крыше.
«А может, это у меня крыша потихоньку уезжает, и я теперь от любой тени шарахаюсь?» - возразил мысленно себе Худяков.
Отразились ли все эти сомнения на лице Эдуарда, в тот краткий момент, что он глядел на вернувшуюся Лису, и если да, то заметила ли она как по лицу ее сослуживца пробежала какая-то тень, Худяков не знал, но покуда предпочел не встречаться с девушкой взглядом. К тому же надо было наблюдать за окрестностями. Местечко, как выяснилось, было далеко не пустынным, двое вот уже забрели. Он перевернулся с бока ни живот, положив подбородок на костяшки скрещенных друг с другом пальцев, и продолжил обозревать местность.
Тем временем Лиса вернулась к прерванной беседе, напомнив, что Эдуард начал говорить о своем отпуске.
- Ну, отпуск, сама видишь, как проходит, - ответил Худяков. – Дышу свежим воздухом на лондонских крышах, любуюсь пейзажами древнего города. Отдыхаю вовсю, короче.
А в следующее мгновение ему в голову пришли некоторые опасения, которыми он поделился и с девушкой.
- Лиса, а ведь этих двоих искать будут. Ихние дружки, - заявил Эдик. – Вряд ли эта парочка сюда с другого края Лондона забралась, ты скорее всего права, и их логово близко. Заметят пропажу. Про этот склад они, похоже, знают, так что сразу догадаются, куда эти двое пошли. И придут сюда. Что думаешь? Может, имеет смысл спрятать тела? Ты их как убивала, крови много вытекло?

Худяков секунду поразмышляв, сказал, что, дескать, можно было бы оба тела сжечь, но раз Бэйн будет полезен живым, то, пожалуй, некоторый риск возможен.
- В конце концов, войны без риска все-таки не бывает, - философски заметил Эдуард, после чего бросил на Лису любопытно-испытующий взгляд.
Ненадолго задержав взор на девушке, Эдуард вернулся к наблюдению за окрестностями.
- А ты, значит, услышала обрывки их фраз, тут же все сопоставила, за доли секунды продумала, приняла решение, при этом, я так понимаю, изначально намеревалась оставить одного живьем, - продолжил Худяков беседу. - У тебя в голову компьютер имплантирован? Ты и до этого, конечно, себя показала, пока мы сюда дошли. Я просто из любопытства,  спросить хочу, если позволишь, ты где такому научилась?
Интерес к людям, характерам, судьбам был в Эдуарде все-таки неистребим, и даже апокалипсис, видимо, не мог его уничтожить. Наверное, попади журналист в ад, то и там он стал бы интервьюировать соседей по сковородке.
Да и в принципе, не мешало узнать поближе человека, на пару с которым тебе предстоит провести ближайшие полдня, а то и больше среди лондонских руин, кишащих хасками и прочими порождениями жнецов.
На предложение сжечь тела инженер лишь отрицательно покачала головой:
- Это только в фильмах преступники легко избавляются от трупов. На деле же взрослый человек горит в печи крематория около пятидесяти минут при температуре 1200 градусов. Чтобы сжечь тело в допотопной печке, вроде той, которая у нас стоит на кухне в бункере, понадобится порядка четырех с половиной часов и около тридцати килограммов дров. Как думаешь, сколько наши друзья горели бы на костре? Дым, запах, всё это привлекает внимание, если не сектантов, то хасков, -  Лиса говорила совершенно спокойным, отстраненным тоном, будто они обсуждали не уничтожение человеческих трупов, а рецепты приготовления кофе. Вполне вероятно, до войны нормальный обыватель ужаснулся бы такому подходу, а еще больше невозмутимости обоих собеседников, но вторжение Жнецов слишком многое поменяло даже во взглядах обычных гражданских, а пребывание на оккупированных территориях и вовсе научило быть готовыми ко всему. К смерти, своей и своих близких, к боли, к голоду, к вечному страху. Сделало ли это их равнодушными, как многих профессионалов? Пожалуй, нет. Напротив, Лиса замечала проявления сентиментальности даже у бывалых солдат. Когда смерть подходит слишком близко, начинаешь цепляться за светлые моменты из мирной жизни. По сути, она и сама поступала так же. Хотя и  довоенную жизнь бывшей оперативницы сложно было назвать мирной.
- Предпочла бы обойтись без риска, - возразила Ермолова в ответ на рассуждения Эдуарда. - Но не исключаю, что Бэйни мог и соврать, к тому же их секта, судя по всему, имеет достаточное количество последователей, а значит, для планирования операции по её уничтожению пригодятся любые подробности. Да и просто так к ним вряд ли удастся проникнуть - на заброшенных ветках лондонского метро среди разных тупиковых ответвлений легко будет заблудиться. Лучше, если он сможет показать нам дорогу. Действительно, придется рискнуть и пока оставить его в живых.
На город начал опускаться туман, и Лиса тяжело вздохнула. В условиях плохой видимости к ним легче будет подобраться любому врагу, а снайперская винтовка "Герой", висящая у неё за спиной,  становилась почти бесполезной. Придется быть внимательней вдвойне. Услышав вопрос напарника, девушка слегка улыбнулась:
- Это не компьютер, это опыт. К тому же до моего появления на складе и принятия решения прошло гораздо больше времени, ты преувеличиваешь, - инженер снова пожала плечами, будто не видя в произошедшем ничего из ряда вон выходящего. Она и правда не видела, подобные инциденты и умение быстро импровизировать не редко становились частью её обычной работы в прошлом. Внезапно ей расхотелось скрывать некоторые детали из "той жизни". В конце концов, какое они имели значение теперь? Герои и преступники, военные и гражданские, матерые убийцы и праведники, сейчас они находились в одной лодке под названием Сопротивление, воевали на одной стороне. Так ли уж важны дела давно минувших дней? - В программе N7 нас многому учили, в том числе и быть готовыми к неожиданностям, мгновенно ориентироваться по ситуации, когда рассуждать уже некогда. Знать множество мелочей, которые смогут пригодиться в дальнейшем, понимать тонкости диверсионной работы обязаны были даже биотики или те, кто приходил из инженерных войск, как я. Умение бесшумно прикончить врага, а то и нескольких, быстро добыть у него необходимую информацию - немаловажная её часть. Потому... чему ты удивляешься? Ты умеешь обращаться с оружием, может быть, служил в армии. Неужели никогда такого не встречал? Или проблема в том, что я девушка, а не небритый спецназовец - косая сажень в плечах? - Лиса тихонько и задорно рассмеялась. Ей всегда казалось забавным, что при первом взгляде даже коллеги видели в ней симпатичную хрупкую девушку, в лучшем случае - довольно неплохого инженера, но никак не убийцу, способную не задумываясь уничтожить противника, когда это понадобится. Не воспринимали всерьез. Что же, врагам "Цербера" иногда очень дорого обходились подобные ошибки. У некоторых не оставалось времени, чтобы успеть удивиться. Прошлое, снова прошлое... Ермолова ненадолго замолчала, а затем произнесла, - Самые гениальные ловушки, как правило, очень просты. Предателем оказывается тот,  кого никогда не заподозришь, потому что на первый взгляд этот человек никак не может им быть, а враг, казавшийся слабым, преподносит множество сюрпризов. Не судить опрометчиво, в том числе и по внешнему виду, анализировать и уделять внимание мелочам, этому нас тоже учили.
Соображения Лисы насчет сжигания мертвецов Эдуард в целом нашел здравыми, и хотя у него было несколько небольших уточнений по этому поводу, но он решил оставить их при себе, чтобы не отвлекаться от основной темы разговора.
- В том-то и дело, что я и в ВКС служил, и потом будучи военкорром по разным горячим точкам помотался, - пояснил Худяков, - и потому я готов ставить ящик патронов против детской рогатки, что ты не солдат регулярной армии. Может, когда-то и служила, но давно и не очень долго. Профессия накладывает отпечаток. Солдатский жаргон, военная выправка, осанка, плюс в каждой армии есть некоторые типичные приемы и наработки. И, главное, не производишь ты впечатления человека, который привык следовать приказам и отдавать их. Ты больше похожа на человека, который привык иметь определенную самостоятельность в работе. Я сперва подумал, что ты из полицейских или каких-нибудь спецслужб, типа нелегальной разведки или еще чего-то в таком духе.
Он вдруг умолк. Чуть приподнялся на локтях, и упер приклад «Мотыги» в плечо.
- В том проходе, между разбитым углом и  поваленным деревом, какое-то движение, - пояснил он. – Может, хаск прошмыгнул, а может, собака. Я правильно понимаю, что стрелять надо, только если я буду уверен, что нас обнаружили?
Пару секунд промолчав, Эдуард, не меняя позы и все также не отводя взгляд от переулка, где увидел что-то подозрительное продолжил, рефлекторно понизив голос: «Но для полицейской ты слишком хорошо воюешь, а для солдата ВКС у тебя слишком не армейские и не альянсовские замашки. Впрочем, я, конечно, не хочу быть навязчивым и лезть не в свое дело, если не хочешь распространяться о своем прошлом, то можем сменить тему или вовсе помолчать».
И так как более никто не показывался, , он вернулся к прежней позе, лежа на животе, с винтовкой лежащей под подбородком.
- На всякий случай, мизогинией и предрассудками о женщинах на войне я не страдаю, - уточнил Эдуард. - Женщины выносливее мужчин, более устойчивы психологически, зачастую более аккуратны, обычно обладают лучшей реакцией. К тому же в среднем женщины более низкого роста, а в современной войне это преимущество. Проще спрятаться, чем меньше мишень, тем сложнее в нее попасть. А мускульная сила давно перестала иметь решающее значение, полковник Кольт еще в 19 веке уравнял силача и доходягу. Кроме того мне довелось повидать, как работают азари из "Затмения"... Тоже как бы стройные и на вид хрупкие.

Разведчиков Эдуард до этого встречал только войсковых, которые, в общем-то, суть те же космопехи, просто со своей спецификой. То есть он, конечно, наверняка встречал и других разведчиков, которые ходят в гражданском и без оружия, среди журналистов таких, вообще говоря, довольно много, это удобное прикрытие, но, естественно, Худяков понятия не имел о том, есть ли в обширном круге его знакомых "рыцари плаща и кинжала". Что же это за разведчик, если про него известно, что он разведчик.
Но в своих представлениях об этой профессии Эдуард никогда не думал, что они могут стрелять и партизанить не хуже опытного спецназовца. Ему казалось, что их главное оружие аналитический мозг, нежели твердая рука и верный глаз.Но он, конечно, понимал, что его представления о спецслужбах суть просто обывательские стереотипы, так что он вполне за чистую монету принял слова Лисы о службе в какой-то разведке. Ну и, в конце концов, есть же у спецслужбистов разные киллеры, диверсанты и прочие профессионалы схожего профиля.
- Есть такая игра, - сказал он девушке, в ответ на ее желание позадавать вопросы. - Называется "правда или действие". Предлагаю немного изменить правила. Назовем игру правда или молчание. Игрок будет обязан ответить правду на вопрос или промолчать. Но если он отвечает на вопрос, то право задавать вопрос переходит ему. Если же игрок на вопрос не отвечает, то и вопрос задавать не может. Сыграем? И, кстати, если согласна, то можешь считать следующий вопрос началом игры. Кого ты сейчас цитировала?
Дослушав Худякова, инженер с легким щелчком опустила стекло визора. Шлем пока за ненадобностью болтался в креплении на бедре. Конечно, он всегда был вещью полезной, но как хотелось вдыхать полной грудью земной воздух, пускай и насквозь пропитанный влажной моросью осеннего Лондона и запахами пожарищ. Настоящий ветер, снег, палящее солнце - это было всё то, чего девушке так не хватало на стерильных космических станциях.
- Неплохая игра, если играть в неё честно, - Ермолова беззаботно улыбнулась, глядя на напарника сквозь голубоватое стекло. - Никогда не понимала: что может помешать участникам соврать? Но,  будь по-твоему, сыграть в неё мы попытаемся. Процитировала я сейчас Рихарда Зорге, агента русской разведки в Японии, кстати, тоже в начале своей карьеры побывавшего солдатом, а потом журналистом. Признаться, я знаю я о нем довольно мало, спустя два с половиной века сложилось множеств домыслов и легенд, писатели, сценаристы, режиссеры - натуры творческие, они любят всё перекрашивать в собственные цвета, отображать через свой спектр,  считая, что складно написанное будет гораздо интереснее читателю и зрителю, чем голые факты, однако то, что добытая им информация помогла России, которая в те времена называлась Советским Союзом, выиграть битву под Москвой, подтверждена многими источниками. Полагаю, я ответила на твой вопрос? Теперь моя очередь, - в голосе Лисы послышалось лукавство. - Я не читала твоих очерков или книг, но скажи, до войны со Жнецами, какую из них ты назвал бы самой захватывающей и интересной? Что это была за история?
- Так ничего и не мешает соврать, в эту игру играют, чтобы скоротать время, - сказал Эдуард. - Что касается моей работы, то тут ведь все субьективно, у всех свой вкус. Скажем так, из того, что я создал, я сам чаще всего возвращался к двум вещам. Это был визуально-текстовый материал в жанре гонзо-журналистики, ориентированный на сетевые СМИ, назывался "Космопехи матерятся и блюют". Там подразделение космопехоты возвращалось с дальнего аванпоста на необитаемой планете, и в космопорту начали отмечать воссоединение с цивилизацией. А я в том космопорту тоже случайно оказался. Работу у меня в итоге взяли, помнится, турианцы, человеческие СМИ отказались. И еще мне нравился коротенькая юмореска. Я ее написал на родном, русском языке, потому что она построена на схожем звучании слов, имеющих совсем разное значение. На русском слова "водка" и "сводка" отличаются лишь одной буквы. Однажды в одном месте собралось много ребят русского происхождения, и они общались между собой в основном по-русски. И один из них запросил у другого сводку о происшествиях, а тому послышалось, что тот просит водки. И дальше эта ситуация получила комическое продолжение. Рассказ назывался "Майору водки не давать!".
Худяков заулыбался такой безмятежной, детской улыбкой. Вопрос Лисы вернул его в те моменты жизни, о которых хотелось помнить, и вспоминая о которых хотелось жить. На несколько секунд Эдуард даже погрузился в свои мысли о прошлом, но мысленно одернул себя. Концентрацию терять не следовало.
- Впрочем, это были любимые произведения до войны со Жнецами, - чуть резковато заявил журналист. - Сейчас бы я скорее перечитал мой первый сборник, "Человек воюющий", серия очерков о Скиллианском блице. А теперь твоя очередь. Скажи, ради чего ты в Сопротивлении?
Глядя на Худякова, Лиса тоже улыбалась. Несомненно, воспоминания его были приятными. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, даже у самых закоренелых убийц всегда найдется то, о чем захотелось бы вспомнить с теплотой на душе.
- Да уж, человеческие СМИ не жалуют истории такого рода, - она коротко рассмеялась. - Им кажется, что они подрывают престиж Альянса, репортажи о котором должны быть преисполнены героического пафоса. И в некоторых случаях такая политика работает - жаждущие отличиться юноши и девушки с горящими глазами спешат на призывные пункты, чтобы послужить своей Родине. Увы, но действительность оказывается гораздо прозаичнее, - Ермолова замолчала, будто снова что-то вспоминая. - Так значит, ты хорошо говоришь по-русски, наверное и вырос в России, - промолвила девушка задумчиво, но пока не задавая очередного вопроса.
- В первый же день войны у меня была возможность улететь с Земли. Вместе с небольшим отрядом адмирала Андерсона и парой десятков гражданских нам удалось выбраться из Ванкувера. Нас уже ожидал корабль... Я слушала бестолковые рассуждения перепуганных людей: кто-то надеялся, что всё скоро закончится, кто-то хотел переждать вторжение в безопасных колониях у родственников, а кто-то и вовсе беспокоился о страховке. Я слушала их и понимала: мне некуда бежать, негде прятаться. Здесь и только здесь мой дом, моя Земля. Кто встанет на её защиту, если не мы? Те, кого этому учили. Всегда считала, что прятаться по щелям - удел тараканов, - Лиса усмехнулась. - Многие считают  эту битву безнадежной, но если не иметь надежды, зачем вообще тогда жить? Проще сдохнуть в канаве или спрыгнуть с моста Ватерлоо вниз головой. Ну, а почему остался ты? Почему сражаешься? В первые дни войны мало кто думал о Сопротивлении, большинство пытались покинуть планету любыми способами, любой ценой.
- Я жалею, что планету не покинул, - очень просто сказал Худяков. – Но у меня родители в Москве, я пытался с ними как-то связаться. В итоге, и про них до сих пор ничего не знаю, и на Земле застрял. А потом уже просто идти было некуда, кроме как в Сопротивление. Здесь тебя хотя бы накормят. И вообще, если в большую толпу собраться, шансов выжить больше. А теперь уже ничего и не остается другого, кроме как сражаться за нашу цивилизацию. В конце концов, какое-то количество Жнецов мы на себя все-таки оттягиваем, как ни крути, значит, где-то там, на других планетах нашим будет чуть полегче. Но была бы возможность, я бы, конечно, улетел. От хорошего пропагандиста больше пользы, чем от посредственного солдата. Там бы я смог больше пользы принести для дела победы, чем здесь приношу. Но коли журналистом быть я сейчас не могу, то, значит, буду солдатом. В эти дни, я думаю, каждый должен работать на войну, помогать, чем может. Я сейчас могу помогать, только воюя в составе Сопротивления Земли.
Эдуард закончил, и задумался. О своей собеседнице, и том, что она только что говорила.
А она сказала, что ей некуда бежать, и ни словом не обмолвилась при этом о семье или друзьях. Похоже было на то, что девушка совсем одна. Эдуард предположил было, что все близкие погибли от Жнецов, но отмел эту мысль. Будь это так, Лиса бы упомянула среди мотивов месть. В любом случае, ее одиночество хорошо сочеталось с тем, что она отказалась покидать Землю, хотя, по ее словам, имела такую возможность. К самоотверженности и героизму более склонны те, кому терять нечего. А что боится потерять человек, кроме близких и любимых? Любимую работу, положение в обществе, богатство. Надо думать, что это все если и было у Лисы до вторжения Жнецов, то теперь скорее всего перестало существовало. Она работала в разведке, но вряд ли после вторжения Жнецов эта профессия будет сильно востребована. Тратить  значительные ресурсы, чтобы следить за какими-нибудь турианцами или азари сейчас, наверное, уже не будет особого смысла, а к Жнецам внедряться бессмысленно. Итак, подытожим, Лиса человек, которому терять нечего, а схватка с двумя вооруженными людьми у нее вызывает улыбку. Впрочем, драки ради драки она тоже не ищет, без нужды на рожон не лезет, иначе бы у нее наверняка возникла идея как-нибудь зайти в тыл тому существу, которое недавно промелькнуло в том переулке. Какой-то идеальный солдат получился, самоотверженный, бесстрашный, но не безрассудный, чувства опасности не теряющий. Наверное, такие люди и нужны сейчас Сопротивлению. Чтобы проверить свои гипотезы, Худяков, после недолгой паузы продолжил так: «Слушай, ну раз уж мы взялись одинаковые вопросы друг другу перебрасывать, то коли я рассказывал о том, что считаю своими профессиональными достижениями, расскажи и ты о своих. Наверняка же случались у тебя разные интересные случаи, какие-нибудь хитроумные разведчицкие операции, о которых было бы интересно послушать. Расскажи что-нибудь такое».
Где-то прозвучала короткая, как всхлип, очередь из штурмовой винтовки и разлетелась окрест отраженным от безлюдных зданий эхом.

После выстрелов снова все стихло, и только негромкий голос молодой женщины нарушал тишину. Умирающий город молчал, как и положено умирающему.
- Я думаю, - поделился Эдуард, - что какое-то Сопротивление удалось создать только в тех местах, которые как бы ограждены какой-то естественной преградой. В Англии это Ла-Манш, в Сибири тайга. В таких местах у людей было какое-то время, чтобы как-то, сумев зачистить хоть какую-то территорию, успеть организоваться. В густонаселенных равнинах все ростки сопротивления просто залили волны хасков.
Эдуард помнил, как это происходило во Франции. Даже если где-то людям удавалось выжить и укрепиться, то из соседнего района или города практически тут же налетала орда хасков, числом с население того района или города, а следом за ними шла новая орда. Никакой возможности наладить какие-то коммуникации, или выстоять, сдержать эту лавину не было, времени хватало только на то, чтобы бежать и отстреливаться. Некоторым, как Эдуарду и той группе выживших, к которой он прибился, повезло, у них как-то хватило боезапаса до Ла-Манша. В Англии стало уже чуть полегче.
- Здешняя пропаганда это не то, - пояснил Худяков. – Нет, она нужна, но это уровень листовок и граффити. Это, конечно, дело хорошее.  Но если профессионал моего уровня и моего опыта посвятит себя этому, то это будет, как если бы боец N7 пошел служить стрелком в обычную пехоту. Мне не хотелось бы выглядеть хвастливым, но это на самом деле так.
А вот вопрос Лисы заставил Эдуарда немного замешаться. Просто он был как-то расплывчато сформулирован.
- Я не знаю, что считать глобальной ошибкой, - ответил он. – Ошибался я, конечно, много. Может быть, кто-то ошибался и чаще моего, а кто-то, может, и меньше, я не знаю. Но я ошибался нередко. Но я не совсем понимаю, что считать глобальной ошибкой. Однажды я женился, и как позже выяснилось, сделал это напрасно. Это считается глобальной ошибкой? Если считается, то да, я ошибался. В молодости я переборщил с наркотиками. Почему я, собственно, и подался в ВКС, чтобы завязать. Правда, увлечение наркотой это не то, чтобы ошибка в оценке, это скорее потеря контроля над ситуацией. В общем, я не уверен, что правильно понял твой вопрос, но ответ – да. Мне случалось достаточно сильно ошибаться.
Он ожесточенно почесал локоть, и, быть может, поэтому, из-за вспышки кожного зуда, слегка раздраженным тоном, вдруг спросил: «Вот если ты работала в разведке, то скажи, если, конечно, ты достигла в этой своей разведке такого уровня, чтобы иметь подобную информацию. В 85-м на Цитадель нападал все-таки Жнец? Это была их разведка, они послали лазутчика, чтобы оценить готовность Млечного пути? Или это на самом деле был только свихнувшийся Спектр?"
Худяков, конечно, считал маловероятным, что его собеседница действительно могла располагать достоверной информацией на этот счет, но слишком  хотелось верить в то, что можно узнать правду. Очень обидно быть в неведении, и чувствовать, что тебя долго обманывали и держали за дурачка, особенно, когда и жить-то осталось, скорее всего, не очень много.

Худяков задумался о возможностях радиопропаганды. Вообще говоря, Лиса права, надо использовать то, что есть, а не ныть о том, что идеальных условий со склада не завезли. Впрочем, прямо в эту секунду это было не актуально. Вот как вернуться, - если, конечно, вернуться, - то тут можно будет подумать о том, чтобы заявить командованию о своих навыках профессиональной работы со словом.
- Ты права насчет радио. Надо будет, как в старые добрые времена поработать. А то какие-то мы изнеженные мы стали со всем этим хай-теком, - чуть улыбнулся одними губами Эдуард. – Вот то ли дело в 20 веке, там люди были богатыри. Слушали радио, воевали без доспехов и щитов, ездили на бензине. И ничего, построили цивилизацию. Надо с них пример брать.
Эдуард вытащил из кармана тюбик с повидлом. Легкий голод уже начинал сосать под ложечкой. Утомленный организм требовал калорий и углеводов, иначе грозил понизить внимательность, сосредоточенность, концентрацию. 
- Я считаю, ты слишком строга к Альянсу, - вытирая рукавом липкие от сладкого губы, говорил журналист. – Но это ладно, разные мнения возможны, но объясни, если ты такого плохого мнения об Альянсе, то зачем же ты на него работала? Или ты не в разведке Альянса служила, а в какой-то другой? Считала, что как бы ни был плох Альянс, альтернативы все равно нет?
Эд засунул пустой тюбик обратно в карман, не желая оставлять свежий мусор, чтобы даже после того, как они уйдут с этой фишки, ничто не говорило о том, что здесь были люди. Из другого кармана он вытащил фляжку и теперь запивал повидло водой.
- Это понятно, что Совет на публику будет успокаивающие заявления делать, - продолжил Эдуард разговор, после того как утолил жажду, а Лиса тем временем поделилась своими мыслями насчет нападения на Цитадель в 83-м. – Политический рейтинги, курсы акций, паника, экономика и все такое прочее. Но не на публику-то, в своих этих блдяских властных кулуарах, они же могли начать как-то готовиться. Увеличить инвестиции в оборонку, усилить военный бюджет, расширить призыв, ввести какой-нибудь налог на военные расходы, как-то усилить подготовку флотов и армий, всякие боевые станции построить, системы противокосмической обороны, разведка, зонды, еще что, я не знаю, много чего можно придумать. Где это все? Гром не грянет, мужик не перекрестится? Три года сидели тупо на жопе, и надеялись, что пронесет?! Дождались, что целую многонаселенную планету истребили?! А дальше что будет?
Худяков вытянул руку куда-то вдаль, как бы указывая направление, где погибли люди, где лежала в руинах одна из древнейших столиц человечества, где за линией горизонта лежала в руинах вся истерзанная планета, отчий дом всего рода человеческого, дом, отданный на поругание бездушному электронному врагу.  Эд разгорячился, лысина его чуть порозовела от прилива крови, последние слова он говорил горячечным шепотом, и зрачки его злобно сузились. Он давно хотел высказаться на эту тему, но все случая не было. То стрельбы, то маневры, то поговорить не с кем. А вот сейчас накатило.
Он сделал глубокий вдох, принуждая себя успокоиться, и вернуться к наблюдению за местностью. Положил щеку на приклад автомата. Осязание небритой кожей твердой глади оружия напомнило Худякову, что он сейчас на войне, а не за декой компьютера, он сейчас солдат, а не литератор, и пламенные слова следует оставить на другое время.
- Обидно просто, - сказал он слегка извинияющимся тоном, сожалея и чувствуя некоторую неловкость за то, что не удержал своих эмоций. – Могли ведь Жнецов нормально встретить, если бы постарались.
И желая окончательно сменить тему, он спросил: «Ты недавно про потемкинские деревни упоминала. Ты тоже из России? Просто про потемкинские деревни в учебнике по истории России можно прочитать, вряд ли в школах других народов глубоко изучают историю России 18 века».
Худякову вдруг подумалось, что нынешний Лондон и сам напоминает в чем-то потемкинскую деревню. С высокой орбиты его можно, наверное, принять за большой город, но на самом деле это большое кладбище. Большая часть его опустела, и также как на кладбище здесь тихо и даже почти спокойно.
Хотя, конечно, недавно вот эту тишину взрезала стрельба. И, как следовало, ожидать, стрельба в опустевшей части города не прошла незамеченной. Хаски, эта пехота, пушечное мясо жнецовского войска, небольшая группа, числом чуть более десяти, точно Эдуард не успел сосчитать, проскочила через узкую улицу. Очевидно, рыскали в поисках невидимого стрелка. И спустя минуту-полторы, снова началась стрельба. Стреляли из нескольких стволов, и очередями и одиночными. А вскоре показалось два человека. Одетые в обычную гражданскую одежду, но вооруженные, выскочили они из какого-то здания, и, на ходу отстреливаясь от преследовавших их хасков, бежали к тому складу, на крыше которого засели Эдди и Лиса.
Эдуард взял одного из хасков в прицел, и спросил: «Чего делать будем?»