1. Колин родился на Земле, в США, в Коннектикуте в неблагополучной семье: его отец любил прикладываться к бутылке, из-за чего то и дело вылетал с работы и с большим трудом находил новую; денег не хватало, поэтому мать подрабатывала медсестрой в местном госпитале, часто трудилась сверхурочно и только в свободное время занималась воспитанием своего чада, которое вскоре уяснило, что ждать поддержки от семьи едва ли не бесполезно. Не удивительно, что, обнаружив в себе биотические способности, Колин не захотел делиться открытием с родителями. Зато Фарис с превеликим удовольствием принялся красоваться своим даром перед знакомыми, развлекая их различными трюками и фокусами.
2. С выступлениями на публику стоило быть осторожнее: родители, став свидетелями одного из них, пришли едва ли не в ужас. Религиозная мать сочла дар Колина проклятьем и вместе с отцом приняла решение отправить сына в Гриссомскую Академию, где его должны были обучить, по мнению женщины, противостоять его силе, сдерживать её. В Гриссоме Колин не задержался надолго: тренировки казались ему скучными, он с удивительной легкостью справлялся с упражнениями, а вот обилие местных правил давило на Колина. Умудрившись в кратчайшие сроки получить завидное количество дисциплинарных выговоров, юноша убедился в том, что из академии надо делать ноги и как можно скорее. Уже через пару месяцев после прибытия в Гриссомскую Академию он оказался на Цитадели, где прожил долгое время, зарабатывая на жизнь уже отточенными зрелищными фокусами.
3. Вскоре один из товарищей Фариса подставил его, поскольку они оба были влюблены в одну и ту же девушку. Колин не ожидал предательства, и первое время просто не мог понять, кто и зачем подставил его. Уже будучи в отделении, и беседуя с агентом Альянса, схватившем его, Колин честно отвечал на все вопросы. Когда от начальника прозвучало странное предложение - вступить в  Альянс затем, чтобы отомстить, Колин отказался - не хотел платить тем же другу, чью вину в случившемся давно распознал. К тому же бороться за показушную любовь ему совсем не хотелось. Однако другого выбора, чем заняться, у Фариса не было - в лучшем случае его опять вернули бы в академию, в худшем он остался бы тут, к тому же, улик против подставившего его друга у Альянса не было, это наверняка был единичный случай. Поэтому, не единожды подумав, Колин неохотно согласился.
4. Колин надеялся, что его способности станут использоваться в бою - он отлично показал себя на тренировках, но в Альянсе сочли, что более удачным вариантом будет отправить Фариса в Гриссомскую Академию в качестве тренера. Место, которое претило ему ещё в юности, ничуть не преобразилось с годами. Зато преподавателям понравилось использовать в качестве мотивации приукрашенную версию биографии Колина: заблудшая овечка, вставшая на путь истинный и, благодаря стараниям пастырей из Альянса, добившая несусветных успехов во владении биотическими способностями. Колин не возражал, напротив, смог извлечь из этого свою выгоду: во время работы Фарис сначала завел роман с одной из преподавательниц, затем переключился на учениц. Узнав об этом, в Гриссоме чуть было не подняли скандал, но осеклись: разрушать историю о шансе на исправление никому не хотелось, да и способности Колина действительно впечатляли. Поэтому было решено отослать Фариса на службу подальше от академии и юных студенток. Колина такое решение полностью устроило.

Колин любил дурачить людей. Вводить в заблуждение, путать, искажая границы между вымышленным и реальным; лукаво скрещивать между собой правду и ложь; насмехаться, наблюдая за тем, как люди пытаются разгадать его головоломки. Оттого он любил свои трюки и фокусы, одновременно пробуждавшие в зрителях восторг, удивление, непонимание, страх. Сизо-голубые узоры, расползавшиеся по воздуху, очаровывали, околдовывали наблюдавших своими незамысловатыми изгибами, ослепляли яркими сферическими вспышками, захватывали и огораживали от реальности. Особенно увлекшиеся иной раз даже не замечали, как лишались карточки с кредитами или других личных вещей: Колин был мастером в создании иллюзий, а они, в свою очередь, нравились людям больше, чем блеклая, лишенная всякого волшебства жизнь.

Колину даже не нужно было стараться: зритель сам хотел быть обманутым. Особенно легко было работать с тщедушными молоденькими девицами, отчаянно мечтавшими окунуться в дымку таинственного, мистического, необъяснимого. А ещё у таких девочек были самые славные глазки: большие, наивные, без всякого намека на здравый смысл. Да и не только глазки: то, что находилось пониже, дурманило не хуже, чем световые представления, которые так любил устраивать биотик-фокусник. Фарису не нужно было хитрить, ломая голову над тем, как заполучить желаемое: юные дарования, которые вообще-то сами могли организовать такой концерт по заявкам, легкомысленно велись на узоры, забывая о таких глупостях, как разница в возрасте, мечты о первом и единственном (или всё же мечтали, неужто клише с педагогом работает?), всяческих возможных последствиях. Сами задерживались после тренировок, случайно оказывались поблизости после отбоя, лишний раз прогуливались туда-обратно мимо комнаты Фариса. Грешно было отказываться от того, что так настойчиво предлагают, не находите?

Конечно, сперва мысль о связи с малолетками коробила его: между двумя диаметрально противоположными «ученик» и «ученица» проходила явственная граница полномочий, недвусмысленно диктовавшая уклад их отношений. Только искажать границы и было любимым занятием Колина, поэтому вскоре условности были задвинуты на второй план, а на передний гордо вышла симпатичная мордашка молоденькой Эми. Кажется, Эми. Или Эмы. Черт её знает. Главное - симпатичная.

Его не мучила совесть, не одолевали ночные кошмары, он был так же очарован своей иллюзией, как и его жертва. Она так органично и живо вписывалась в возведенное окружение, что Колину невольно хотелось играть по придуманным им же правилам: достоверно увлекаясь, упиваясь юностью, наслаждаясь эфемерным волшебством. Но он знал, что любому трюку нужен яркий, своевременный финал, иначе, затянувшись, он рискует лишиться всей своей прелести в первую очередь для самого фокусника, а затем и для зрителя. Голубые узоры, бликами пляшущие в отражении чужих глаз, перестанут казаться волшебными и чарующими, как и слащавая улыбка, наигранная скромность, неумелые попытки рассказать о своих чувствах.

Закономерный финал трюка, и до боли знакомая реакция: восторг от новой встречи сменяется удивлением, непониманием, страхом. Колин любил дурачить людей, но всё волшебство его представлений скрывалось в самом простом - в их лицах, в моменте, когда зритель вдруг понимает, что сам захотел быть обманутым.