MASS EFFECT FROM ASHES |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » MASS EFFECT FROM ASHES » События МE3 » Этот вечер решал - не в любовники выйти ль нам?
Тип квеста: личный.
Сюжет: между Джонасом и Примой произошло столько всего за последние пару лет... Прима всегда рассматривала этого человека как друга. Но их время утекает, сколько им осталось? День? Протянут неделю? Пора послать к духам - да-да, именно туда, куда они все скоро и отправятся - все предосторожности и сомнения.
Место действия: фрегат, космическое пространство.
Участники: Джонас Корбин и Прима.
Дополнительно: Kadebostany – Crazy In Love.
«В системе замечены Жнецы,» - объявила ВИ корабля.
Джонас ругнулся. Прима спросила у компьютера, какое расстояние до масс-ретранслятора. Им нужно успеть, нужно дотянуть еще немного...
«Приближение Жнецов,» - надоедливый неприятный голос, который вставили в программу, он не помогал, только раздражал сильнее. Прима устала, ей хотелось чтобы всё это поскорее закончилось. Она боялась за будущее, вернее сказать... Она в него не верила.
«Жнец в опасной близости к кораблю,» - продолжала комментировать ВИ.
Прима включила ускорители. Вдали уже показался ретранслятор, когда Жнец открыл огонь по ним. Кварианка резко мотнула штурвал в сторону, совершая быстрый маневр. Держитесь, подумала она, хотя Кирилл был привязан и находился до сих пор в отключке, а Корбин и так был участником происходящего. Они только что покинули безжизненную планету, порабощенную ожнецованными тварями, и всё для того, чтобы погибнуть в открытом космосе?
- Ну нет, - буркнула себе под нос Прима, крепче хватаясь за штурвал.
Отвечать на пальбу кварианка не видела смысла. Сейчас самое главное успеть добраться до ретранслятора, вряд ли Жнец будет их преследовать. Прима проверила исправность системы: корабль осилит "прыжок". Очередной залп тоже прошел мимо них. Прима умела управлять небольшими кораблями, в маневренности которым более массивный транспорт прилично уступал. Она совершила еще один флинт и включила ускорение на подлете к рентранслятору. Один из посланных в фрегат снарядов, попал в цель. Корабль качнуло, в этот же момент в сознание пришел Кирилл. Вместо Джонаса теперь ругался он. Их снова хорошенько тряхнуло.
- Держитесь!
Фрегат вошел в поле массы. Необходимо было за считанные секунды решить, в какую систему им отправиться. На случай, если Жнец последует за ними, Прима решила не рисковать. Она направила корабль в Силеанскую туманность, где ретранслятор находился не в родной системе, а в соседней - в Кипладоне. Они отправились именно туда. Они могли немного отдохнуть. Впервые за долгое время. Жнецы их не преследовали, Прима объяснила, где находятся мужской душ и сама отправилась привести себя в порядок.
- Кварианские ванны несколько отличаются от общепринятых, - пояснила она перед тем, как покинуть Корбина и Кирилла.
Вместо водяных труб по периметру закрытого небольшого помещения проходили паровые. Кварианец обязан был пройти несколько "ступеней" для подготовки к мытью. Первая кабина дезинфицировала полностью костюм. Во второй, абсолютно стерильной, можно было его снять. Необходимо было пройти еще одну комнату с дезинфекцией, только потом можно попасть в душевую кабину. Чистые, профильтрованные потоки горячего и холодного воздуха помогали очиститься. Далее шла практически та же процедура: преждевременно помещенный новый костюм должен быть обработан, только потом - одет. Прима выбрала не свой боевой скафандр, а самый обычный, состоящий в основном из плотной ткани белого цвета.
Когда Прима вышла к Джонасу и Кириллу, она была крайне подавленной. Стоило ей остаться наедине с собой, как в мыслях с новой силой всплывали образы, лица её друзей, голоса тех, кто уже никогда не сможет рассмеяться...
- Я покажу ваши кабины, - выдавила из себя кварианка и сразу же свернула в коридор. Кирилла она поместила в кабине некогда принадлежащей Джуо, а Корбина остановила в комнате Шилла. Находиться там она долго не могла, поэтому понадеялась, что люди сами разберутся с местонахождением необходимых там вещей. Самой ей нужно было обратиться к Флоту с докладом о проваленной миссии и понесенных потерях.
Лица монстров настолько реальны... Зловоние из пасти, смесь запаха крови и сгнившего мяса... Чёрные морды, перекошенные, с пустыми глазницами. Острые, как бритва зубы, точнее клыки. Хрум. Они жуют чужие кости. Прима ощутила жуткий страх, он сковывал ей руки и ноги, она пыталась бежать, но будто вязла в трясине.
- ..Вы хотите сказать, что весь отряд погиб?
Голос Хана'Герреля звучал несколько странно, особенно в окутавшей Приму мгле. Она чувствовала неприятнейший металлический запах, но знала, что должна ответить. На её голос придут твари, и всё равно Прима отвечала адмиралу:
- Да. Мне удалось спасти только двоих людей с этой станции.
«Я в Вас разочарован, Прима» - неясный, скрежещущий голос. Он ей не знаком, и он пугает Приму больше, чем хруст чужих костей. Интуитивно она догадывалась, кому этот голос принадлежит, и всё же не признавала. Этого не может быть, - лепетала девушка, - Я просто сошла с ума. Ведь лучше сумасшествие, чем...
- Скольких ожнецованных вы убили?
Прима попыталась напрячь память. Она ощутила дыхание на своей шее. Почему?.. Неужели её кожа полностью оголена? Сосчитать... Необходимо сосчитать трупы. Существ или кварианцев? Прима потеряла нить, она вязла в болоте, её затягивало ко дну. Вокруг липкая мгла и хохочущий, почти что оглушающий скрежет. «Я в Вас разочарован».
- Что ты тут делаешь, крутобедрая?
Яркая вспышка света, казалось, привела её в чувства. Она снова на той планете. Десять-пятнадцать минут ранее все её друзья пали на поле боя. Их кости сжевали твари, теперь на том месте будет стоять устойчивый запах гниющей плоти. Прима увидела лицо Корбина, несколько смазано, но различимо. Она интуитивно поняла, что это именно он - вот протянул к ней руки, поддержал.
- Несколько десятков, - неожиданно вспомнила Прима, всё вокруг снова погрузилось во тьму.
- Планета полностью зачищена?
- Такой гарантии нет.
Хрум. Хрясь. Дрожь по телу.
- В чем вы его разочаровали, офицер?
- Я..
Прима попыталась открыть рот, но он вяз в чем-то, к нёбу прилипал язык: она больше не смогла произнести ни слова. Твари были рядом, Прима могла слышать их шаги и их дыхание. Мёртвые твари дышали. Мёртвые твари искали. Мёртвые твари ждали. Прима закрыла глаза: разницы всё равно нет. Вдох. Выдох. Чужой рык и только руки вязнут в чем-то теплом и отвратительно похожим на кровь. Прима не видела её, но чувствовала её запах, её привкус у себя во рту...
Хрум. Хрясь. Это чужие кости. Но тогда почему она не ощущает внутри своих?..
- Кто это, офицер? - настойчивее спросили Хан'Геррель и Корбин в один голос. - Кто сидит у тебя в голове?
Прима резко открывает глаза. Её знобило. Её трясло от одной только мысли, что в её голове, возможно, голос Жнеца.
- Это всего лишь сон. - сказала себе Прима. Она стояла напротив зеркала и смотрела на свое отражение. Лицо её осунулось, скулы стали четче прорисовываться, губы - еще бледнее обычного. Она мало спала в последнее время, а после этого вряд ли сможет вообще. Кошмары не оставят её. Прима потерла глаза и надела затемненный визор.
Когда она вышла в коридор, никого там не было. Первое, что ей отдало леденящим чувством пустоты внутри, это то, что "здесь. никого. нет". Раньше даже в коридоре было шумно, кто-то обязательно пробежал бы сейчас к ядру или выглянул из своей комнаты, чтобы просто поинтересоваться, какие будут планы. Теперь здесь царила тишина. Тишина и пустота, закрадывающаяся в самое сердце, цепляющаяся за каждый нерв...
Приму вновь передернуло. Она сделала глубокий вдох и направилась к кабине пилота. В кресле сидел Кирилл и, кажется, учил ВИ корабля мату. Стоило кварианке пройти, как он замолк и только уселся поудобнее.
- Всё в порядке?
- Да, босс, всё нормас.
Последнее слово переводчик назвал неоднозначно, вполне возможно, что он говорил о полной крахе. Прима подошла ближе к нему и посмотрела в космическое пространство. Они еще вчера заправились и сейчас держали путь к Омеге. Кварианка намеревалась высадить людей там, а потом присоединиться к Мигрирующему Флоту. Если не будет иных указаний... В связи с острым военным положением, может быть, её не обвинят врагом народа. Странно, что раньше её это не особенно беспокоило, а теперь, когда угроза изгнания и обвинения в смерти экипажа нависла над ней, Прима задумалась. Она этого боялась. Больше, чем Голоса в своей голове.
- Хорошо, - выдавила из себя кварианка, - если что-то пойдет не так...
- Позову, не беспокойся, - хмыкнул Кирилл, и Прима покинула кабину пилота.
Выйдя в коридор, кварианка прислонилась к стене. Ей было душно, тоскливо. Лучшего определения нельзя было подобрать. Она чувствовала себя так паршиво, как никогда прежде. Последующие полчаса или час, Прима бесцельно бродила по кораблю. Пару раз она решалась заглянуть в пустые комнаты, Приме хотелось оплакать каждого из членов ее команды, но проблема в том, что кварианка была опустошена. Слёз больше не было. Дойдя до ядра, Прима увидела картину из прошлого. Здесь всегда стоял их техник. Редко кто к нему захаживал, а тех, кто всё-таки решался, он в грубой форме посылал прочь. Он до конца своих дней оставался одиночкой. Прима неожиданно поняла, что больше не хочет быть одна. Вина, воспоминания, ночные кошмары, всё это давило на неё, подавляло её. Она спала, но не высыпалась. Она говорила о надежде, но сама давно её потеряла. Ей нужен тот, кто вернёт ей эту цель. Кто напомнит ей, за что, точнее за кого, она всегда боролась. Не прошло и минуты, как Прима остановилась у дверей, ведущих в комнату Корбина.
Они познакомились так давно... Сейчас Приме кажется, что прошла целая вечность. Она постарела. В душе́. Он тоже постарел. Скорее всего, только внешне. Прима практически не задумывалась, что именно испытывает к этому человеку. И никогда не думала о том, что он чувствует к ней. Такого варианта в её голове не зарождалось, ни разу. Ни намёка, ни легкого сновидения, ничего. Глушь, тишь, отстраненность. Стоя перед дверью она пыталась вспомнить. Его косые взгляды, которые он обычно бросал, думая, что она не замечает. Его слова, фразы, несдержанные улыбки. Прима не знала, поступил бы Корбин так же, как она вчера, но ей хотелось думать, что он сделал бы всё для неё. Так, по крайней мере, её потери не казались столь грубыми и жестокими, а полученные раны, возможно, смогли бы даже затянуться.
Прима медленно подняла руку. Постучать? Нажать на кнопку? Предупредить о своем визите или нет? И нужно ли его вообще совершать? В мысли снова врезалось стрелой осознание: она не хотела быть одна. Только не сейчас. Ей просто нужно увидеть, что у неё еще есть хоть кто-то... Кто-то знакомый, кто-то близкий. Кварианка набрала воздуха в легкие.
- Кор.. - не успела Прима договорить, как двери с шипящим звуком отъехали в стороны. Перед ней стоял Корбин. - Я, - то ли вопросительно, то ли утвердительно произнесла она, уставившись на Джонаса. Абсурдность была в том, что она не знала, что ему сказать. Не знала толком и для чего пришла.
Не оставляй меня, - подумала Прима. Но ей не пришлось ничего говорить. Корбин молча отошел чуть в сторону, позволяя ей пройти в комнату. Прима остановилась только на середине, она не спешила разворачиваться к Джонасу. - Не оставляй меня. - крутилось в её голове. Только сейчас она поняла, что это значило. Прима не хотела, чтобы Корбин дал "осечку". Не хотела, чтобы он заставил её пожалеть о том, что она сделала, кем пожертвовала, чтобы спасти его.
- Скажи, - начала Прима, медленно поворачиваясь к Джонасу, - правильно ли я всё сделала?
Скажи, стоило ли оно того?..
Отредактировано Prima vas Tesleya (5 января, 2015г. 00:55)
Вопреки всем ожиданиям, вопреки всем мизерным шансам, вопреки всему они выбрались из этой смертельной ловушки. Все трое. Живые, но раненные. Еле живые, но дышавшие. Корбин не верил до последнего. Пусть он и не признавался и не озвучивал свои мысли, но он был уверен, что они подохнут. Что жнецы их порешат, а их кости занесет песком... Если, конечно, их не превратили бы в гребаных хасков. Нет уж, лучше сгнить забытый богом и людьми, чем восстать одним из этих полу-синтетических зомби. Он правда думал, что им хана. Да, черт, он был уверен, что они уже все покойники. Но, нет, они дотащились до корабля Примы. Кирилл помогал Джонасу держаться на ногах. Панацелин снял жуткую боль в сломанных ребрах и не давал терять сознание.
Побег от жнецов. Скачок сквозь ретранслятор. И наступившее наконец чувство облегчения. Он ведь так до конца и не верил, что они на самом деле выбрались. Пока кварианский корабль, это странная посудина, которую Корбин никогда не думал увидеть изнутри, набирала скорость, лавировала меж выпускаемыми им вслед зарядами и содрогалась так, будто бы расколется пополам в любой момент, у Джонаса вся его жизнь в очередной раз пробежала перед глазами. Честно - это была хреновая жизнь. И он бы с радостью обошелся без очередного просмотра главных своих ошибок и ляпов. Но перед гибелью мозг упрямо совал ему в лицо этот чертов диафильм из его же прошлого. Будто бы вселенная тыкала его носом в его же собственное дерьмо, как нашкодившего щенка.
Ретранслятор подхватил звездолет, пространство привычно сжалось, сжимая вместе с тем и внутренности. Прыжок. Чернота космоса. Всё еще голосившие датчики корабля. И это странное чувство нереальности происходящего. Корбин не сразу поверил, что они выбрались. Что они на самом деле ушли от преследователей. Что они на самом деле живы. Кажется, он рассмеялся. И тут же пожалел об этом - сломанные ребра болезненно впились в легкие или черт знает куда. В любом случае было больно до смерти. Нужно было больше панацелина.
Всё, что было дальше, смешалось и слилось в какой-то бредовый сон. Странный кварианский душ, кварианские корабельные коридоры, кварианская каюта. Потом он валялся на полу и тупо глядел в потолок, не помня, как именно он там оказался. Наверное, он спал. Наверное, он вколол себе еще панацелина. Потому что голова всё еще плыла, но тело не болело. Мир вокруг притупился. Эмоции и ощущения притупились. Сон.
Проснулся он всё на том же полу. Раскрыл глаза и увидел перед собой серый потолок неизвестного ему космического корабля. Ударная доза панцелина, которую он себе влепил, слегка затуманивала мозг и притупляла боль. Джонас сел, грудная клетка отозвалась неприятным ощущением на это движение, но не болью в полном смысле этого слова. Каюта чуть поплыла. И Корбин вспомнил, где находился и что случилось. Случилось гребаное чудо! И сотворила его не кто иная как крутобедрая. Вытащила же. Явилась, как чертово видение и чудесным образом спасла их. В башке не укладывалось. Джонас вспомнил кое-что еще и проверил свой инстурментрон - кредиты были на месте. До хрена кредитов. Чертово состояние, а не просто кучка кредитов! - Чокнуться можно... Я жив и богат. Я гребанный Тони Старк! - Он усмехнулся. И почувствовал, что не прочь бы и перекусить.
Корбин поднялся на ноги и оглядел каюту. Съедобного здесь ничего не было. Койка, стол, шкаф, нечто вроде пуфика. Но ничего, чем можно было бы утолить голод. Распахнув дверь, он собирался наведаться на камбуз. Должно же там найтись что-нибудь, что можно сожрать человеку... Но не успел сделать и шага за порог, наткнувшись на Приму. Что-то с ней было не так. Наверное, дело было в отсутствии металла на костюме. Джонас привык видеть ее боевую и утяжеленную. Или всё было в том, как она произнесла одно единственное слово - начало предложения - и замолкла. Панацелин всё еще затуманивал мысли, но Корбин догадался сделать шаг в сторону и пропустить ее в каюту.
Она прошагала мимо его. Всё те же бедра, те же изгибы тела, в этом их кварианском костюме, который прикрывал тело целиком, до последнего пятачка кожи, но в то же время не оставлял места для фантазии, демонстрируя девичью фигуру. - Черт, Корбин, с каких пор у тебя кварианский фетиш? - лениво усмехнулся внутренний голос. Но Джонас знал, что подобного фетиша у него никогда не было. Он вернулся к комнату, дверь с шипением закрылась.
Прима стояла посреди крохотного помещения, и судя по языку ее тела - а ничего другого и не было видно, когда лицо скрыто, будто бы за паранджой - кварианка была в смятении. И звук ее голоса подтвердил это наблюдение. Металлических ноток было чуть меньше. Огонек на ее шлеме нервно мигал в такт ее словам. За матовым шлемом сверкнули нечеловеческие глаза, когда она повернула к нему голову.
Сначала он даже не понял, о чем именно она спрашивала. - Правильно ли она всё сделала? Что именно? Правильно ли встретилась со Жнецами? Раз осталась жива, значит, явно правильно... Или в чем вопрос? - Корбин недоуменно нахмурил брови, чувствуя, что за ее словами скрывался какой-то иной, больший смысл, но никак не понимавший какой именно. Его взгляд зацепился за эти два странных огонька ее глаз, которые ему так никогда не удалось увидеть по-настоящему. Ему показалось, что он различает тень ее носа, намек на выражение лица, но, скорее всего ему просто показалось - игра тени и света. С кварианцами никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. А с кварианками тем более. Но он ощущал немую просьбу в ее взгляде. Даже сквозь непроглядное стекло.
- Конечно, крутобедрая, - улыбнулся он, понимая, что именно это ей и нужно было сейчас услышать. Он внезапно осознал, что каюта-то ранее была обитаема. На столе кто-то оставил мелкие личные вещие, рядом с кроватью лежала недочитанная книга, а на полке стояла тарелка с крошками и остатками пищи. Кто-то жил здесь, на этом корабле, в этом самом помещении. Дышал, мыслил, строил планы. И, очевидно, совсем недавно. Корбин вспомнил погибшую команду Примы, которую сам он ни разу не видел. И ему показалось, что он понял смысл ее вопроса.
- Ты бы ничего не смогла сделать иначе, - проговорил он и нахмурился. Слова звучали как-то неправильно.
- Черт, - Джонас провел ладонью по волосам, взлохматив короткие волосы. Он понятия не имел, что говорить в подобных случаях. С начала войны погибло столько народу. Людей, инопланетян, да кого угодно! И всё же он так и не выяснил, какие слова следовало произносить. Ему самому обычно хотелось орать о том, что он-то жив! Что он-то, черт возьми, всё еще жив! Хоть и не должен был бы быть. Поразительно, что всегда гибли те, что были лучше него. Добрые, светлые ребята мерли как мухи. А он, тот, что еще лет десять тому назад должен был сдохнуть где-нибудь в вонючей канаве, оставался на этой стороне. Ведь наверняка и команда крутобедрой была куда лучше него. Наверняка они были все героическими и доблестными кварианцами. Достойными представителями мигрирующего флота, семейными и вообще порядочными. Не то, что какой-то гребаный алкаш с крохотной дыры под названием Земля. И всё же - они были мертвы, а он, черт побери, вновь остался жив. И трудно было сказать, будто бы это было справедливо. Скорее нет. И Прима явно согласилась на очень не равносильный обмен. - Чертовски невыгодная сделка, крутобедрая.
Он шумно выдохнул. Панацелин мерно всасывался организмом, притупляя боль и мысли. Голова слегка плыла. Видимо, он всё-таки переборщил с дозировкой. Почему-то ему вспомнилось, как он обнимал ее на том складе. Впервые она позволила до себя дотронуться. Хотя казалось бы - в чем проблема? На ней же итак всегда был этот ее костюм, изолировавший ее от внешнего мира. Они были знакомы уже три года, иногда пересекались на просторах галактики, которая на проверку оказывалась поразительно тесной. Он неуклюже к ней подкатывал, она изящно его отшивала, и как-то ненароком между ними возникла нечто, что вполне можно было назвать дружбой. По крайней мере, Джонас предпочитал это так называть. Правда, опыта дружбы у него было мало. Обычно перепады настроения сильно отпугивали людей. Корбин не сомневался, что с Примой рано или поздно случиться то же самое. Если они доживут до этого момента. В теперешнее время было сложно предугадать.
[AVA]http://storage5.static.itmages.ru/i/14/1212/h_1418384861_7078702_2565b8344d.png[/AVA]
В каюте царил полумрак. Приме не хотелось вспоминать о том, кто буквально день назад обитал здесь, дышал, ходил, спал на той кровати у стены... Она так устала. Безумно, бессильно, катастрофически устала, вымоталась не столько физически, сколько морально. Приму подкосила эта война, эти жертвы, эта необходимость всегда выбирать.
В костях её и мышцах больше, казалось, не было сил на борьбу. Она полностью истощила себя и свои запасы воли. Корбин был её отправной точкой к исчезновению. Смерть дышала ей в затылок, смерть приходила к ней сегодня ночью. Прима на долю секунды плотно закрыла глаза. Тьма начинала окутывать её, совсем скоро она её полностью поглотит.
Прима задолго до этого дня предчувствовала это. Странное колющее ощущение беды, пробивающее насквозь её оборону, которую она возводила для себя столь трепетно так долго... И все эти года лишь пустой звук. Именно с такой скоростью: с едва уловимым мигом выстрела - разбилась вся её защита, и Прима осталась совершенно открытой. Её разум, её тело, ничто больше ей не подчинялось, она не видела смысла в дальнейшей борьбе, в продолжении жизни.
Мир падал. Мир рушился. Мир горел. Быть частью этого - слишком тяжёлое бремя. Прима не могла бы соврать, что не думала о самом важном для себя убийстве. Она думала, иногда, крайне редко, чтобы предавать этому значения, но... Порою, держа оружие в руке, она представляла, как направляет дуло не в противника, не в хаска и не в жнеца - она направила бы его на себя.
Неужели это было так сложно? Выстрелить себе в голову. Или просто куда-то упасть, провалиться? Неужели было так трудно закончить весь тот кошмар, в который разом погрузился целый мир? Оборвать свою жизнь. Чтобы больше не видеть. Чтобы больше не решать. Чтобы больше не терять...
Прима распахнула глаза. Всё было тем же самым, как и секунду назад. Полумрак. Корбин. И пустота.
- Ты бы ничего не смогла сделать иначе, - предположил Джонас.
- Смогла бы. - коротко ответила Прима. В её голосе не было ни обиды, ни вызова, ни гнева - в нём не было ничего. Она просто высказала свою мысль: она могла бы всё сделать иначе, и вместо её команды, там похоронен был бы Корбин.
Прима представила его бездыханное тело, испачканное в грязи, пыли и крови. Если бы не обезоруживающая пустота, внутри и снаружи, какая-то толика боли от этого представления и отразилась на её лице. Но Прима ничего не почувствовала. Ни к нему, ни к тем, кто лежал на той мёртвой планете вместо него.
Что-то менялось в ней, что-то непримиримо вело её к концу. Она становилась кем-то другим, не той, кого знала раньше, нет... Это был совершенно чужая ей сущность, с недозволительными мыслями, с чудовищной бесчувственностью, с суицидальными наклонностями. Прима не хотела гореть вместе с этой Вселенной. Приму нужно было переписать. Распустить как криво связанный свитер и сшить заново: линию за линией, чтобы потом она не пошла по швам...
Она должна собраться. Взять волю в кулак, вернуть себе прежнюю силу, прежнюю себя. Боевую, готовую рисковать ради друзей, никогда не сдающуюся и в тем более не думающую о лёгком конце! Сердце застучало в груди. Тишина, вакуумная и всепоглощающая, вдруг резко оборвалась, и Прима стала различать отдельные звуки: шум вентиляционного воздуховода, шум своего дыхания - тяжёлого и сбившегося, - собственное сердцебиение. У них должен быть шанс, не правда ли? У них есть Шепард, есть те, кто всегда готов биться за своих друзей и за будущее. Но Прима так устала. Сколько ещё она сможет бороться? На сколько хватит её? Те, кто погиб там, достойны были жизни намного больше её или Корбина...
- Зачем я это сделала? - вдруг спросила кварианка. Повторив движение Джонаса, она схватилась за голову. - Кила... - выдохнула Прима, она задыхалась. Впервые её стал душить приступ клаустрофобии, шлем давил на неё, воздуха не было. - Я могла бы вас всех спасти, - бормотала она в полубреде, лихорадочно ища в голове более верный план действий, чтобы в итоге выжили абсолютно все. Ведь должен же быть такой ход...
- Нет! - приказным, твёрдым голосом, сказала Прима, подняв руку и жестом показав Корбину стоять на месте. - Не трогай меня! Не подходи ко мне.
Ей показалось, что он дёрнулся, и мысль, что он попытается обнять её или утешить как иначе, внушила ей ужас. Прима не заслуживала, чтобы её любили. Она не заслуживала ни помощи, ни поддержки. Она должна была в полную силу ощутить на себе всю тяжесть своей же ошибки. Потому что вина всецело лежала на ней. Вина за гибель её друзей. Вина за провал. Вина за то, что выжили трое. В то время как полегли шестеро.
- Я задыхаюсь, - выдохнула кварианка, подняла руки и отсоединила клапаны, а потом, развернувшись спиной к Джонасу, скинула визор на кровать.
Она зажмурилась, хватаясь за горло. Твари сужали круг. Тени, силуэты, вонь. Этот запах, трупный запах, преследовал её даже сейчас, когда она в скольких-то световых годах от места, где погиб её отряд. Они защищали её ото всего зла, ото всех бед, ото всей грозной войны, а когда они нуждался в ней, Прима не смогла им помочь. Грудь сдавило что-то тяжелое. Кажется, груз вины.
Постепенно к Приме начало возвращаться осознание реальности. Черные силуэты отступили, она поняла, что стоит на коленях посреди комнаты. По её щекам струилась горячая влага. Прима коснулась мокрой дорожки на коже пальцами. Потом посмотрела: на перчатке осталось пятно. Прима впервые плакала больше, чем за двадцать лет.
Шумел воздухоочиститель, Прима сделала глубокий вдох. Смрад смерти прошёл. Кварианка откинула назад капюшон и сняла шлем. Длинные чёрные волосы упали ей на плечи, к лицу выбилась седая прядь. Прима не спеша поднялась на ноги, оперевшись на кровать. Посмотрев в иллюминатор, она развернулась к Корбину.
Несмотря на темень, царившую в каюте, Прима видела его глаза. Она замерла. Джонас видел её без маски в первый раз. Но то, что отразилось на его лице, нельзя было приписать к простому удивлению. Прима приоткрыла губы, она хотела что-то сказать, спросить (наверное), но не подобрала слов.
Он смотрел на неё так, что у неё больше не могло остаться сомнений. То, что некогда воспринималось ею как шутка, больше не казалось столь забавным. Джонас Корбин онемел, оцепенел, а Прима не помнила момента, чтобы на него хоть что-то производило подобный эффект.
Прима вспомнила все их встречи. Они промчались со скоростью света в её памяти, встрепенув при этом все давно забытые эмоции. Его издёвки, его подколы, его косые взгляды, которые кварианка упорно игнорировала... Он всегда так на неё смотрел, как сейчас. Изменилось лишь то, что Прима, наконец, прозрела. У той амбарной постройки, Джонас дотронулся до неё - плевать каким образом, но он решился. Решился на это только потому, что думал - они все смертники.
В её голове не было места больше ни тьме, ни опустошающей вине. На какое-то время она позабыла обо всём на свете. Стоя напротив Корбина, Прима думала только о том, как беспощадно глупа была. Не замечать очевидного. Хотя, быть может, Джонас и сам себе в том не признавался?
Кварианка сжала пальцами шлем. Джонас не любил её. Она не заслуживала любви, но что-то было. Что-то такое, от чего к Приме вернулись чувства. Что-то такое, от чего у неё с приятной болью сжалось сердце. На войне были не только потери.
- Всё это время?.. - только и выдавила она из себя.
И невольно Прима дёрнулась, желая то ли дотронуться до Джонаса, то ли отойти от него.
Он никогда не был тем, кто умел кого-либо утешить. Он никогда не находил подходящих слов. И его прикосновения неизбежно лишь раздражали, а не успокаивали. Корбин к этому привык. Ему было уже давно без разницы, что он не являлся знатоком человеческих душ. Ему было глубоко наплевать на любые души. Даже на свою собственную. Особенно на свою собственную.
Он и не верил толком ни в какие души, что бы там ни говорила его спятившая мамаша двадцать пять лет тому назад. Все эти тонкие материи на проверку ничерта не стоили. Кому какое дело до духовности, когда жрать охота, яйца мерзнут, или тебе какие-нибудь сволочи башку снести пытаются? Никакого тут дела до этой вашей гребаной духовности. И Джонаса это всегда прекрасно устраивало.
Он никогда не считал себя сраным психологом. Пусть те, вместе со своими дружками психиатрами, и успели на нем пару научных трудов настрочить, дармоеды хреновы. Но из всех своих многочисленных обязательных сеансов у мозгоправов в ВКС Альянса Систем Корбин так и не вынес ничего путного. Ничего полезного, что могло бы ему пригодится теперь, когда кварианочка явно развалилась на части.
Так долго держалась, крутобедрая, но теперь всё-таки ломалась. Он видел это по мелкой нервной дрожи, что охватило тонкие пальцы, по тому, как она качнулась, неуверенно сделав шаг и рухнула на колени посреди каюты. По тому, как она неверно качнула голову и принялась отчаянно нащупывать застежки ее мудреного кварианского шлема.
- Эй!.. Ты что?.. Разве тебе можно?.. - Корбин подался вперед, но Прима остановила его жестом своей трехпалой ладони и прозвучавшим непривычно визгливо выкриком. Она никогда не звучала визгливо. Почему-то именно этот ее непривычный, отдававший истерикой тон ощутимо резанул слух. Джонас замер. Голова всё еще кружилась от передоза панацелина. Всё казалось странным и нечетким. Всё, кроме отдававшей горем и болезненным отчаянием кварианки, которая повторяла, что задыхалась, и непослушными пальцами пыталась сковырнуть с себя шлем. Почему-то это испугало его так, как будто бы она прямо у него на глазах попыталась покончить с собой. Ему показалось, что это ее действие равносильно.
И почему он думал, что после того шока, что она успешно преодолела на планете, с ней уже всё будет в порядке? - Потому что ты бесчувственный чурбан и всех считаешь такими же черствыми моральными уродами, - тихо подсказал внутренний голос. И с ним вновь не о чем было спорить. Эта падла в его голове всё время оказывалась права. Чертова шизофрения.
- Вам же... - тупо и еле слышно бубнил Джонас, остро жалея о том, что те чертовы психодоктора Альянса так и не научили его правильно реагировать на эмоциональные ситуации, быть опорой и якорем... или чем там полагалось быть в подобных случаях. - Кварианцам разве можно снимать...
Он был всегда уверен, что костюмы жизнеобеспечения для кочевников были второй кожей, чем-то до того неотъемлемым, частью их самых, что снять с себя хотя бы часть его сродни тому, чтобы содрать с себя кусок кожи, оголив мясо и сухожилия, оставив организм беззащитным перед враждебной средой. Или она это ему просто говорила, чтобы легче его отшивать, когда он к ней подкатывал? - Ха, будто бы Прима стала беречь чьи-то чувства и придумывать всякие отговорки... - Она и не говорила никогда, что помрет сразу же, как только снимет свой костюм. Но почему же он тогда это слышал?
- Потому что знал, что для тебя она не рискнет даже легким насморком, олух, - усмехнулся внутренний гад. - Потому что знал, что ради тебя она не обнажит даже мизинца. - И поэтому было проще верить в то, что кварианцы вообще никогда ничего не обнажали, что дело в них, а не в нем. - Какого хрена?! Не об этом сейчас речь! Не об этом! - Джонас сжал кулаки. В висках пульсировали внезапная боль, раздражение и непонятная растерянность. Корбин никогда не умел толком разбираться в переживаниях. Все усилия мозгоправов Альянса пошли прахом. Ничего эти сеансы не дали. Ничего.
Он так и не остановил ее, хоть и хотел, когда она наконец раскрыла шлем. Ему подумалось, что сейчас всё будет плохо. Что сейчас она задохнется и умрет. И это было так нелепо после того, как они пережили ту бойню на планете. Это было так нелепо после того, как они еле унесли ноги. Это было так нелепо после того, как она спасла их с Кириллом. Сердце глухо стучало в груди. И Корбин не мог понять, что именно он сейчас чувствует, помимо болезненной пульсации крови в висках и панацелинового отупения в теле.
Крутобедрая не умирала. И, наверное, это было еще одно чудо. Нечто, за что мамаша тут же бы шлепнулась на колени и принялась бы биться лбом об пол, вознеся хвалу создателю.
Или всё дело в том, что они находились на кварианском корабле, в закрытой системе... Нет, они с Кириллом уже занесли предостаточно микробов и вирусов... Мысли скакали, и все они были бестолковым и нелепыми. Потому что правда была такова, что он не знал, что ему делать. Что ему делать с горевавшей Примой. Что ему делать с Примой, которая с тихим шипением разгерметизации сняла с лица визор, кинув его в сторону. С Примой, которая, оставаясь к нему спиной, жадно дышала сейчас один и тот же воздух с ним. Нечто, чего он никогда не ожидал. С Примой, что сняла шлем и капюшон, которые он привык воспринимать как ее внешность. Для него Прима и была этим шлемом... матовым стеклом и тенями лица за ним, яркими пятнами глаз за визором... И внезапно она рассыпала по плечам волосы. Пышную гриву черных волос. И он замер, не узнавая ее.
Корбин сглотнул. Он слышал ее глубокий вдох. Дыхание Примы, которое впервые не звучало сквозь фильтры шлема. И он не знал, что ему делать с ней. С этой совершенно другой Примой. Всё казалось нереальным. И невероятно странным. Джонас молча наблюдал за тем, как она поднималась с пола, качнув знакомыми бедрами. Та самая ее фигура. Те же изгибы, что всегда. Но черные волосы покачивались в такт ее движений... И это было дико. И он не знал, что ему с этим делать. Виски разрывались от боли. Кровь шумела. Корбин чувствовал себя... он не знал, как он себя чувствовал. Чертовы психологи Альянса свою работу сделали из рук вон плохо. Он до сих пор не знал, что он чувствовал. И что ему делать...
И тут она добила его.
Крутобедрая обернулась.
Ощущение было таким, будто бы его в сингулярность поймали.
Он не знал, чего он ожидал увидеть. Да ничего он не ожидал. И всё же то, что он увидел, его потрясло. Ее глаза сияли. Нет, они реально сияли! Как биотические искры. Они прожигали насквозь и совершенно невероятно оттеняли бледное, сероватое лицо, очень похожее на человеческое. Очень похожее на красивое человеческое лицо. Дурацкие шутки о то, что под шлемами кварианки похожи на страх господень, вылетели из головы. Даже мысли о том, что ей не полагалось дышать его заразой, выветрились. Джонас никогда еще не ощущал себя таким идиотом, как в этот миг. Когда сознание было совершенно чистым, а эмоции находились в таком разладе и беспорядке, что сам Фрейд бы не смог распутать этот клубок.
Корбин просто молча смотрел на нее. Крутобедрая была воистину тем, что называлось неземным. Она была... Джонас не мог подобрать подходящий эпитет. На ум приходили всякие глупости, которые могла бы произнести мамаша... Высокопарные слова, от которых у Корбина сразу же начинало першить горло и хотелось сплюнуть. - Давай уж, придурок, - надрывался внутренний голос. - Признай, что она походит на гребаного ангела. На чертова ангела смерти. Или еще какое божественное создание. - Череп взорвался от хохота его безумия. И это было до боли неуместно. Джонас ощутил жуткую потребность огреть сам себе по лбу чем-нибудь тяжелым.
Но даже без этого он чувствовал себя так, будто бы его отдубасил кроган. Дыхание сперло. Потому что... Черт, если бы он знал, почему.
Крутобедрая повернула к нему свое неземное открытое лицо, и он невольно пытался запомнить каждую деталь, то и дело цепляясь взглядом за ее черные волосы. Корбин облизнул губы. Ее внешность не сразу укладывалась в голове. Он не знал чего он ожидал. Он ничего не ожидал. И почему же тогда так поразился?
- Потому что ты на голову ушибленный кретин, - подсказал внутренний голос. И, наверное, он был опять прав. Джонасу было всё равно. Он смотрел. И узнавал ее. Ту, что была за шлемом. Ту, что все эти годы была за дымчатым стеклом. ту, что он знал. Или хотя бы немного угадывал. Крутобедрая космическая цыганка. Конечно же, у нее волосы цвета вороньего крыла. Какие же они еще могли быть. Она вся была в этом контрасте из темных прядей, что казались теплыми на ощупь, и бледной, светлой кожи, что должна быть чуть прохладней. Корбин улыбнулся. Пальцы дернулись, желая прикоснуться, но лишь вновь сжимаясь в кулаки.
Тихие слова крутобедрой прозвучали странно. Без динамиков шлема, без мигавшего огонька в районе рта. Без металлических ноток в голосе. Ее слова прозвучали тепло и еле слышно. Он не сразу понял, что она сказала, обратив внимание лишь на тембр ее голоса. Опять никакой визгливости. Приятный голос; голос, который отдается прямо в пах, растекается истомой по внутренностям и заставляет сердце биться быстрее.
- Всё это время?.. - проговорила она. И он ничего не понял, как всегда ничего не понял. Но что-то отозвалось на звук ее голоса, на вибрацию звуковых волны, на теплое дыхание долетевшее до него вместе с ее словами. Корбин поймал ее качнувшиеся в воздухе руки с зажатым шлемом. Тонкие трехпалые ладони. Странные, неземные и красивые. Хотелось притронуться к ее волосам. Проверить такие же ли они на ощупь, какими выглядят... Хотелось вдохнуть их запах. Но тут он вдруг вновь вспомнил все эти их кварианские трудности с иммунитетом. Не иначе, как чертова внутренняя сволочь подкинула идейку. И Корбин вдруг подумал, что на крутобедрую опасно дышать.
Черт возьми. Он хотел не только дышать на нее. Он хотел ее до боли, до рези в груди. Было так просто сейчас, когда она стояла прямо перед ним, сделать этот шаг, что был невозможным эти годы. Теперь он был бы реальным. Этот шаг, что сократил бы расстояние, после которого можно погрузить пальцы в ее темные волосы, зарыться в запах ее кожи, опрокинуть ее неприкрытую голову назад, коснуться губами шеи и подбородка, прижаться к ней, вдыхая ее аромат и чувствуя под пальцами ее кожу. На кровать, которая рядом... И что-то подсказывало, что Прима бы не отказалась сейчас. Что она бы не оттолкнула его, а с тем же отчаянием, с которым до этого сдирала с себя шлем, принялась бы снимать остальные части костюма. И это было заманчиво. Это было до невозможности заманчиво. Дыхание перехватывало от подобной перспективы и кровь отливала от головы в пах.
Но на нее нельзя даже дышать... Она ведь кварианка. Хрупкая и беззащитная без своего кокона. Голова шла кругом. Джонас провел пальцами по ее рукам. Посмотрел на ее волосы, которых так и не коснулся. Хоть и безумно этого хотел. И всё в нем болело. Всё в нем выло. И внутренний голос хохотал. И Корбин понятия не имел, что вообще происходило. Гребанных психологов сейчас не хватало.
- Разве тебе не... - выдавил он, вновь облизав высохшие губы. - Опасно без... - Он опустил взгляд на шлем. - Зараза и всё такое... - Джонас и сам не мог толком разобрать, что он говорил, за той бурей, что кровью шумела в ушах.
[AVA]http://storage5.static.itmages.ru/i/14/1212/h_1418384861_7078702_2565b8344d.png[/AVA]
Отредактировано Jonas Corbin (9 апреля, 2015г. 19:47)
Он так близко, что сводит колени от мелкой дрожи. Как маленькая девочка, ещё ни разу не целованная... Какая глупость! Он смотрел на неё, и она тонула. Прима ненавидела казаться слабой, сейчас уже всё было обнажено. Бежать некуда, осталось решиться.
Она тяжело дышала, слишком резко выдыхая воздух из лёгких, из-за чего грудь её обрывисто вздымалась и опускалась. У Примы не хватало слов: та, кто всегда могла найти ответ для кого угодно, сейчас неожиданно онемела. Взгляд Корбина прожигал насквозь, несмотря на то, что она всё ещё была в скафандре, было странное ощущение полной оголённости.
Джонас думает о её здоровье. Прима не смогла сдержать усмешку. Как глупо сейчас звучат его слова, когда они столько пережили, и когда она сняла перед ним шлем. Им удалось выжить. Вместе. В эпицентре жестокой войны. А он думает об инфекции, которое может занести его вымытое начисто в кварианских ваннах тело.
Прима сейчас была натянута как струна, каждая клеточка её тела отозвалась бы на любое его прикосновение, как не отвечала ещё ни одному любовнику... Но он замер, а ощущение острой, пронизывающей насквозь жизни, истекало словно песок через сито. Прима теряла это чувство, иголками бьющее по всей её тонкой коже. А он всё медлил... Она могла бы стать его, а он медлил. По коже всё тише проходили разряды электричества, от которых, при более смелом поведении Корбина, ощущения были бы невероятные. Каждое его прикосновение опаляло бы нагретым металлом. Медью. Приме казался этот привкус более ему подходящий... Оголённые медные провода, прямо ей под кожу, и, Кила, почему же он медлил?..
Даже когда он порывисто взял её за руки, ничего не произошло. Прима тихо улыбнулась. Мимолётное желание отдаться Корбину постепенно исходило на "нет". Они могли бы отпраздновать свою жизнь! Прима похоронила уже многих друзей, и ей было знакомо это бьющее в живот чувство: желание заняться сексом назло смерти. Но оно иссекалось, потому что ничто не подпитывало это пламя. Корбин спрашивал о её иммунитете, а ведь им только недавно сама Смерть дышала прямо в спину. Им удалось уйти из ловушки, они сбежали от Жнеца, смыли с себя пыль и кровь, и хотя бы поэтому сейчас не должны озвучиваться подобные вопросы. У них ещё бьются сердца, им почти не угрожала опасность, а они тратили эту святую передышку на пустую болтовню. Приме стало смешно.
Электрический заряд утекал из всех сухожилий... Момент упущен. Тоска с новой силой вновь её начинала захлёстывать. Прима хотела отвернуться от Корбина, она уже подняла руку, чтобы закрепить визор. Дыхание было ровным и спокойным.
Джонас сорвался с места, Прима заметила его движение, а потом чужие горячие руки обхватили её как тиски. Дыхание тут же сорвалось, в груди образовался вакуум. Шлем сам выпал из ослабевших пальцев, а Корбин продолжал наступать... Прима с глухим стуком упёрлась спиной в стену, губы Джонаса впились в её собственные. Медь проникла внутрь, как она и ожидала... Напряжение подскочило в мгновение ока. Оно вскружило голову, захлестнуло, взорвало! Губы Корбина обжигали, его страсть обжигала, он сам горел. И Прима ответила ему.
Она никогда не думала о Джонасе как о своём варианте. Он был для неё всего лишь пьяница. Впоследствии оказалось - друг. Но никак не её любовник. И сейчас, податливо раскрывая губы, сплетая с ним языки, она не могла изжечь мысль о том, что они друзья. А друзей у неё осталось мало. Так что же они делали? Зачем душили последнее хорошее, что у них осталось и всё ради минутной слабости...
Прима прервала поцелуй. Она чувствовала на себе руки Корбина, но голова кружилась, ей так и не удалось понять, где они. Она выдохнула воздух с привкусом меди и опустила лицо.
- Нет, нам не стоит, - сказала тихо Прима, уперевшись ладонью в грудь Корбина. - Не надо.
Сердце по-прежнему билось в грудной клетке как бешеное. Прима прикрыла глаза. С трудом, но ей удалось отстраниться от Джонаса. Она обошла его и подобрала выпавший визор.
Они знакомы три года, три долгих года, и за всё это время это была грань. Флирт, подколы, запреты, но граница дозволенного никогда не была нарушена прежде. Дружба или любовники? Ещё есть возможность... Ещё можно сломать прошлую связь и построить новую, ещё можно обернуться и послать всё к проклятой смерти. Той самой, что свела их, той самой, что щекотала нервы и чья близость делала секс незабываемым. Прима задержала взгляд на шлеме. Снять костюм и отдаться Корбину... Своему другу. Тому, из-за которого она направила свой корабль к планете, из-за которого погибли кварианцы... Прима поднесла визор и закрепила его. Система костюма начала очистку воздуха. Губы всё ещё жгло. Как и нутро.
- Мы направимся к Цитадели. - оповестила Прима и покинула каюту.
В коридоре на неё вдруг нашла лихорадка. Прима прижалась к стене, ей нужно было дать себе время отдышаться. Им ведь нельзя, не надо сожалеть. Они друзья, и ни она, ни он не любят друг друга. Они вообще никого не любят, такие как они на подобные чувства вряд ли способны. А без таких "высоких" мотивов, секс казался бы потОм оскорбительным святотатством. Она готова была переспать с Корбиным на постели своего погибшего соотечественника... Кила! О чём она только думала, какому порыву потакала!
Прима развернулась и пошла к кабине пилота. Кирилл сидел на том же месте, не ведая ни о смятении, ни о гранях. Прима села в соседнее кресло и взяла курс на Цитадель. Кирилл пошутил, грубо, но всё равно Прима одобрительно усмехнулась. Он спросил о Корбине, об их знакомстве, и Прима ответила. Она коротко рассказала о нападении гетов и о том, что случайным образом она с Джонасом оказались в одной "лодке" (как однажды выразился Корбин). Она рассказала ещё о многих встречах, и Кирилл улыбнулся.
- Выходит, дружба от выручки.
- Что? - переспросила Прима.
- Говорю, выручаете вы друг друга нехило. Крепкая дружба.
- А.. Да.
Сожалеть было не о чем. Прима во многом была профаном, но кое-что она знала наверняка. Возможно, это правило действовало только в отношении неё, но ведь действовало зато без исключений... Секс всё портил. А Прима этого не хотела с Джонасом.
Корабль нёсся сквозь космическое пространство. Кирилл покинул кабину пилота, а о том, что делал Корбин, Прима не знала и пыталась не думать. Скоро они должны были добраться до Цитадели: откуда всё началось - там должно и окончиться.
Прима прикрыла веки. Она не сказала ему «нельзя», она ответила. И его перебившийся пульс передался в той комнате ей, то желание захлестнуло и её, с головой. Прима встряхнула головой. Это помутнение, нужно очнуться. Но в ладони снова отдалась гулкая пульсация: мозг отчаянно возвращал её в ту минуту, когда она положила свою руку Корбану на грудь. Его сердце стучало как отбойный молоток, и это она заставила его так бешено биться. Это сводило, терзало, мучило. «Не сводит, не терзает, не мучает,» - тут же возразила Прима. Пусть её организм реагировал так податливо, мысли жёстко контролировались, и рассудок ещё окончательно не был затуманен. Их связь была бы неправильной, слишком жестокой насмешкой над погибшими. Прима никогда не поступила бы так с памятью о них.
Полёт прошёл в остальном совершенно спокойно. Пустота заволакивала и проникала внутрь. Ничего больше не хотелось, только тишины и, может быть, чуточку сна. Сон всё стирает. Прима слишком устала и хотела уединения, хотела сполна ощутить всю пустоту, её обволакивающую. Она хотела всё оставить, уйти, исчезнуть, провалиться в забытье... Вокруг ничего не существовало, кроме темноты и мириад звёзд. Прима и Корбин - жалкие сошки в этом огромном мире, и скоро придёт их черёд. Что стоят их страсти?..
Был пройден последний ретранслятор, теперь прямой путь. Прима подала запрос. На Цитадель корабль не пускали, стыковку не разрешали. Прима спорила с диспетчером, объясняя о том, что у неё на борту два человека и их необходимо высадить на Цитадели. Они должны доложить о планете, на которой были, а также о новой системе, занятой Жнецами. Однако из-за огромного наплыва беженцев, к подобным запросам относились с подозрением, а порою с пренебрежением. Ссориться Прима умела, и сейчас решила показать все свои умения в полной красе. В конце концов ей удалось выбить пять минут: на большее время ей стыковку не разрешили. Этого будет вполне достаточно. Прима направила фрегат к Цитадели.
- Значит, это всё, да? - спросил Кирилл, пока пилот занималась выравниванием корабля.
Вскоре раздался характерный хлопок, стыковочный шлюз был присоединён. Прима какое-то время молча сидел в своём кресле, пока Кирилл не объявил о том, что он рад был знакомству. Прима поднялась и проводила мужчин до шлюзов. К ним тут же подбежал работник таможни и напомнил о драгоценном времени. Прима проигнорировала его, молча наблюдая за Джонасом. Мужчины высадились, попрощались с ней и направились вслед за работником. Прима не знала, встретятся ли они снова. Но уже надеялась, что они... Она с шумом выдохнула, и мысль потонула в этом звуке. Корбин обернулся, а за ним и Кирилл. Прима махнула рукой людям на прощание.
Губы больше не жгло.
Прожигало сердце.
Вернувшись на корабль, кварианка взяла новый курс. Жизнь продолжалась, она никогда не завершала свой цикл: его обрубали все другие, но жизнь-то... Она дышала всегда, на пару со смертью.
Момент ускользал. Он чувствовал это даже сквозь остатки панацелинового тумана в голове. Он чувствовал это, подобно песку, что мучительно больно сыпался сквозь сердце, царапая песчинками стенки сосудов. Каждый удар пульса - очередная царапина в груди. Корбин чувствовал, что момент таял. То короткое окно, та возможность, что открылась так неожиданно и застала его врасплох.
Она улыбнулась. Впервые он увидел подобное выражение ее лица. Улыбку. И понял, что видит ее в последний раз. Потому что момент ускользал, как песок сквозь пальцы. Ее тонкие пальцы, всё еще окутанные тканью костюма. Джонас провел рукой по тыльной стороне ее ладони, по костяшкам пальцев, сжимавших шлем. Момент уходил. И это осознание свербило сердце.
Корбин знал, как бы оно было, если бы он не дал этому моменту ускользнуть. Если бы остановил поток песка, царапавшего душу, в которую не верил. Оно было бы... отчаянным. Они бы цеплялись друг за друга, потому что были живы. Они бы дышали друг другом, потому что были живы. Они бы растворялись друг в друге, потому что были живы. И это было бы прекрасно. Это было бы то, что нужно. То, что ему требовалось. Разве нет? Быть живым. С ней.
Нет. Нет. Быть живым мало. Сейчас мало. С ней мало быть просто живым. Джонас сам не понимал, что имел ввиду. Он мечтал о крутобедрой чуть ли не с момента их первой встречи. И ведь черт знает почему. - Потому что ты кретин, вот почему. - И теперь позволял моменту ускользнуть. Так безбожно прое6ал свою единственную возможность. Почему? - Потому что ты всё прое6ываешь. Иначе и быть не может. Иначе и не бывает. - Нет, нет, не поэтому... Потому что... Корбин чувствовал, что была какая-то причина, что-то, что заставляло его медлить, несмотря на охватившее его возбуждение. - Да какая тут может быть причина?! Просто дурь твоя извечная!
Прима отстранилась. Ее руки подняли шлем, собираясь вернуть его на место. И, следовательно, момент ушел бы окончательно. Безвозвратно. Джонас чувствовал, что момент этот уникален. И заканчивается. Окно закрывается. Любая возможность. А он так и не понял, что его останавливало. Так и не понял, что же ему мешало. И что-то щелкнуло в нем. - Да гори оно всё синим пламенем... - Корбин кинулся вперед, сокращая расстояние, прижимая кварианку к стене, или к шкафу, или не всё ли равно куда. Ее губы были мягче и горячее, чем он представлял себе. Ее волосы мягко коснулись его лица. Ее кожа пахла свежестью. Она сама на вкус казалась свежей, опьяняющей, горячей. К черту. К черту все возможные причины. К черту отчаяние. Если ей нужно отчаяние, то пусть будет оно. Ему было всё равно. Потому что она отвечала на его поцелуй. Потому что ее язык обжигал, ее бока под его руками были мягкими и податливыми. Ее грудь прижималась к его. Она вся была мягкостью и жаром.
И внезапно отстранилась. Он, как дурак, подался вперед, не желая прерывать контакт. Но Прима опустила лицо и он уткнулся ей губами в переносицу. Гладкая кожа казалась прохладной под раздраженными губами.
- Нет, нам не стоит, - говорила она, уперев эту ее изящную трехпалую ладонь ему в грудь, прямо над бешено стучавшем сердцем, и Джонас смутно понимал, что она права. Только никак не мог понять, почему. Она пахла свежестью и возбуждением. Она пахла жизнью.
- Не надо, - говорила она, и он не двинулся с места, глядя прямо перед собой, туда, где только что были ее губы. Покрасневшие, приоткрытые и влажные. Дыхание отрывисто вырывалось наружу. Корбин не сдвинулся с места, когда она прошмыгнула мимо него, обошла его. Он смотрел в стену. И слышал, как она подняла с пола шлем, как щелкнули заклепки. Как заработали фильтры очистки воздуха. Стена была серой и гладкой. Нет, нет, вовсе не похожей на ее кожу. Даже не отдаленно.
Когда кочевница заговорила, ее голос прозвучал с примесью металла, тот самый оттенок звука, что добавлял динамик кварианского шлема:
- Мы направимся к Цитадели. - Джонасу показалось, что он заметил отблеск лампочки в районе рта. Хотя это вряд ли, ведь он всё так же смотрел в стену, не повернув голову ни на дюйм. Он не ответил. Да и вряд ли ей нужен был ответ. Стена была серой и ровной, с еле заметными крапинками белизны. Корбин услышал, как за его спиной закрылась дверь каюту и от души боднул стену. За лбом яркой вспышкой взорвалась боль, растекаясь по черепу до самого затылка и спинного мозга, но Джонасу всё равно не стало яснее, что же только что произошло.
Он злился на себя и свою тупость. Он злился на крутобедрую. Он чувствовал себя оскорбленным. И просто идиотом. Он вообще не знал, как он себя чувствовал. Есть уже не хотелось. Башка болела. В стене была вмятина, на лбу зрела шишка. И Джонас так и не понимал, что же произошло. Он завалился обратно на кровать. Был же какой-то момент, когда он почти понял. Не так ли? Когда он дошел до причины, что мешала ему просто трахнуть ту, которую он хотел уже три года. Что-то связанное с отчаянием. Что-то связанное со смертью. Или с чем-то иным? С дружбой? Неужели он за эти годы так сильно примирился с тем, что они друзья?
А они друзья? Корбин не знал. Ему вообще-то казалось, что друзей у него не было. Он не любил крутобедрую. Это он знал. Так что же? Голова болела от дурацкой рефлексии и удара об стену.
Когда он вышел, чтобы найти что-нибудь пожрать, то Приму не встретил. Зато он наткнулся на Кирилла, жаловавшегося на то, что у него не было сигарет. Джонас заметил, что Прима бы ему и так яйца бы оторвала, вздумай он курить на ее корабле. Русский рассмеялся, соглашаясь. Они съели что-то съедобное и потравили анекдоты про кварианцев и их легендарные иммунные системы. И Корбин вновь вспомнил, как он лепетал ей что-то про заразу там, в каюте. - Придурок, - в сердца выплюнул внутренний голос. И Джонас молча с ним согласился. После такого трудно было злиться на нее за отказ. А ведь он злился. Задели ведь его те "нам не стоит". Потому что он ведь уже готов бы послать к дьяволу все свои причины... какие причины? Черт их знает какие.
Да и чего уже думать об этом. Песок высыпался. Весь. Без остатка. До последней, царапавшей душу, песчинки. И тот момент уже не вернуть.
Он так и не виделся с крутобедрой до самого прибытия на Цитадель. Зато слышал, как она ругалась с диспетчером станции. Ее голос звонко доносился из рубки. Она выторговала им пять минут. На пять минут больше, чем смог бы он сам. Корбин криво усмехнулся, постояв у входа в кабину пилота, развернулся и пошел за вещами.
Она проводила их до шлюза. Походка от бедра. Легкие шаги. Она молчала. И он молчал тоже. Не было неловкости и обиды не было. Было какие-то сожаление, что песком струилось сквозь сердце. Кирилл с истинно русским радушием поблагодарил ее за всё и разве что не обнял на прощание. Корбин вспомнил о том, что у него на счету все еще было то баснословное количество кредитов, что он подцепил на планете. Он вызвал меню инструментрона и, не спрашивая ее разрешения, перекинул крутобедрой ощутимую сумму. Он бы и так не смог всё потратить. - Ага. В этом причина, - ехидно встрял внутренний голос. - Убеждай себя в этом.
В стыковочном доке царила суматоха. Таможенник тут же принялся за них. Джонас обернулся и уставился в обращенное на него лицо Примы - дымчатое стекло кварианского шлема. Привычный матовый визор, за котором горели светлые звезды ее глазах. И легко было поверить, что только такой он ее и знает. Только такой он ее и видел. Но на миг ему показалось, что за стеклом он различает ее черты, то красивое, прохладное лицо с приоткрытыми губами. Улыбку.
- Цель вашего визита на Цитадель? Вы везете запрещенные препараты? Оружие? У вас есть лицензия? - нудил голос таможенника над ухом Корбина, в то время как кварианский корабль готовился к отстыковке.
И только тогда он понял...
[AVA]http://storage5.static.itmages.ru/i/14/1212/h_1418384861_7078702_2565b8344d.png[/AVA]
Вы здесь » MASS EFFECT FROM ASHES » События МE3 » Этот вечер решал - не в любовники выйти ль нам?
