Гарретт чувствовал тихое умиротворение, трясясь в небольшом и переполненном салоне аэробуса. Конечно, можно было бы пожаловаться, что в кабине душно и крепко воняет потом, а полная пожилая женщина, что занимает сидение рядом с ним, навалилась на Уайлда слишком сильно, но к чему сейчас привередничать, если он направляется домой? Ещё немного, и общественный транспорт остановится на нужной станции, и тогда уже будет наплевать на всё: на странно посапывающего во сне дядьку в шляпе и с усами; на турианца с сидящей на его коленях вечно вертящейся и кривляющейся дочерью-азари; на странного шофёра, что, время от времени оборачивался, говоря что-то на своём языке явно не скандинавского происхождения. Всё это забудется, словно страшный сон, вместе с экзаменами и проблемами более мелкого типа, которые остались там, в стенах Гриссомкой Академии. Сейчас Гарри хотел просто забыть обо всём этом, ведь он, наконец, отправлялся домой… Бабушку, дедушку и сестру Уайлд не видел с рождественских каникул. Обычное Рождество, отмечаемое в кругу семьи каждый год, оно не менялось практически никак, лишь разговоры были всегда разными, но это не приедалось. Сохранившись воспоминанием в сердце, оно оставалось в памяти на долгие месяцы, отогревая душу, даря свет и тепло. Вот Люси рядом с ёлкой разворачивает свою коробку с подарком, орудуя при этом столовым прибором под названием нож; вот дедушка, посмеиваясь, что-то говорит про последние результаты матча по хоккею, но его голос заглушается бабушкиным вечным «Исхудал-то как, сыночка! Кушай, мой дорогой, не кормят вас в вашей школе…». Почти двухметровый «сыночка» при этом уже чуть ли не валяется на диване с полным от переедания пузом, не в силах подняться, и желает лишь, чтобы его пристрелили, но не кормили больше ничем, иначе он просто лопнет.
Гарретт усмехнулся своим мыслям, переводя взгляд со своих наручных часов на умиротворяющий пейзаж за стеклом аэробуса. Внизу, под дном аэрокара проносились небольшие домишки загородной части Стокгольма, мелькающие своими яркими боками в солнечном свете, окружённые весёленькими разноцветными заборчиками и зеленью деревьев в садиках. Места уже казались знакомыми, значит, длительный путь почти закончился. Добираться из Академии пришлось с пересадками, путь занял два дня, поэтому теперь, немного подуставший, но всё ещё полный сил и энергии Гарри желал, после того, как обнимет родственников, как минимум поесть. Небольшой рюкзак, что стоял под ногами, иногда заваливался набок, отчего приходилось опускать под сиденье руку, чтобы его найти и заставить снова принять вертикальное положение. К верхней заклёпке, которая прикрывала рюкзак, Гарретт не испытывал особого доверия, а желания собирать подарки для родных по всему салону аэробуса не было никакого, поэтому приходилось, время от времени, дёргаться.
Остановка, что выпустила Уайлда из душного нутра аэробуса, встретила парня всё той же покосившейся, но такой знакомой табличкой с надписью на шведском, которая приветствовала приезжих и выражала счастье, что они решили появиться в небольшом поселении. Закинув рюкзак на плечо, Уайлд покинул аэрокар со всё более нарастающей радостью, что он снова дома… Голоса, атмосфера, запахи – здесь абсолютно всё было иным, не похожим на унылые и до зевоты правильные стены Гриссома, где за чистотой и порядком следил целый штаб уборщиков, садовников, ландшафтных дизайнеров и людей прочих  интересных профессий, которые караулили с метёлками наперевес, не давая грязи или неаккуратности с боем прорваться на территорию космической станции. Здесь же, на Земле, проходя мимо невысоких заборчиков, в беспорядке увитых непонятного рода лозой, Уайлд чувствовал себя дома… Да, именно так. Больше никаких жестких рамок и ограничений, почти армейского распорядка дня и кормёжки по расписанию, утомительных занятий и ещё более изнашивающих тренировок, всё это остаётся позади, теперь можно и отдохнуть.
От стоянки аэробусов до родного домика на пригорке было не так уж и долго идти, но Уайлду стоило больших трудов идти без спешки. Так хотелось сорваться на бег, чтобы скорее оказаться дома, но с тяжёлым рюкзаком за плечами долго не побегаешь, да и радостное ожидание, каким бы оно ни было томительным, стоило растянуть.
Маленький домик семейства Свенссон стоял на пригорке, словно царь на троне среди своих подданных, по крайней мере, у Гарри всегда были именно такие ассоциации. Пыльноватая асфальтированная дорога там внезапно заканчивалась мостовой, которую дедушка с Гарреттом выкладывали довольно давно из разноцветных камешков, ведущих вверх по холму к двери домика. Словно мост в волшебную страну, ни дать, ни взять! Трава тут, казалось, была куда зеленее, чем в остальных районах загородного поселения, а над её коротко остриженной макушкой летали, соединившись в весёлом и беззаботном танце две бабочки.
Ступив на разноцветную дорожку, Уайлд вдруг почувствовал, как его затрясло мелкой дрожью он нетерпения. Скорее, скорее в дом, увидеть родных, обнять их – что может быть радостнее после полугода разлуки? Гарретт сделал несколько шагов, увидев боковым зрением, что к нему приближается большая тень, но не обратив на неё должного внимания… это было очень зря, потому что, уже спустя секунду. Уайлд валялся на траве, которая впивалась в его незащищённые участки тела своей свежескошенностью, но самым диким было то, что сверху нависал огромный пёс довольно дикой наружности, громко сопя и пуская слюни радости.
- ООоо, нет, нет, нет! Один, только не это! Не смей этого делать, слышишь? – почти заорал Гарри, понимая, что задумал домашний любимец, и пытаясь оттолкнуть его слюнявую морду от своего лица, но сделать это было весьма проблематично, ибо пёс был размером с небольшого телёнка. Тем временем, радостный Один, не слушая приказного тона хозяина, высунул огромный розовый шершавый язык и от души лизнул блудного сына в лицо, оставляя на щеке Уайлда печать из слюней. Затем ещё и ещё… Через несколько секунд уже «умытый» Гарри со вздохом выбрался из-под тибетского мастиффа, который скакал к радостном припадке рядом, даря всему живому вокруг клоки вылетающей шерсти и стойкий аромат псины. Кто бы мог подумать, что из лапочки-щеночка величиной с ладонь вырастет подобное чудо, которое размерами скоро перегонит танк?
- Ну и что мне с тобой делать? – Гарретт поднял с земли свой рюкзак, затем присел на корточки, обнимая пса за шею, - Ладно, я очень рад тебя видеть, старина… Но твои привычки и манеры оставляют желать лучшего, теперь меня и обнять толком не смогут, не испачкавшись при этом.
Потрепав за ухо Одина, который вдруг внезапно впервые за несколько минут решил подать голос, выражая радость теперь заливистым лаем, Гарри поднялся на ноги, и, чувствуя безмерную радость, кинулся к дому, преодолев несколько метров до входной двери в рекордно короткие сроки.
Створку не заперли – старая традиция семьи оставлять дверь открытой всегда, кроме ночного времени суток, которую Гарри шуточно характеризовал «Заходи кто хочешь, бери что хочешь…» сказалась сейчас как нельзя кстати, ведь можно войти в родной дом не как гость, а как хозяин. Ступив в холл, Уайлд вдруг подивился пустынности данного помещения, кажется, лай Одина должен был поставить всех на ноги, но где семья?
- Эй, нароооод, блудный сын вернулся, налетай на обнимашки! – Гарретт постарался вытереть лицо от собачьих слюней рукавом рубашки, затем, грохнув рюкзак на пол, позвал ещё раз, - Эй, живые тут есть, или я один такой? Мы играем зомбиапокалипсис в честь моего приезда?
Этого зова оказалось достаточно для того, чтобы расшевелить семейку – из дверей кухни уже спешил дедушка с рукой в рукавице, что одевают, чтобы не обжечься.
- Какие люди, Гарри! – дед потянул руку для рукопожатия, затем, поймав Гарри, обнял его и от души взлохматил парнишке на голове волосы, - С возвращением, отличник, мы тебя весь день ждём…
- Дед, привет, чего молчите и не встречаете?
- Бабушка готовила сегодня, совсем с ума сошла на старости лет, еды сейчас столько, будто к нам армия из твоей Академии голодная едет на неделю. Вот, только что, курицу из духовки вытаскивал. Ух ты, опять вырос, гляди-ка, куда уж тебе-то? А мускулы появились?
- Мускулы ему ещё… - бабушка возникла в коридоре будто из ниоткуда. Маленькая и юркая, в отличии от деда, который не доставал до роста Гарри каких-то сантиметров десять, она буквально дышала подросшему внуку в грудь, что, впрочем, не мешало ей доминировать, заставляя Гарри питаться… целыми днями. Заключив бабушку в объятия, Уайлд чувствовал, как радостно улыбается. Как давно он их не видел, как соскучился по их голосам и весёлым беззлобным переговорам!
- Ооох, сыночка, исхудал-то так, - бабушкина рука потрепала внука по щеке, пытаясь проверить степень «исхудалости» ребёнка. Гарретт лишь тихо застонал, зная, что, если бабушка села на любимого конька, то теперь её не переубедит даже бумажка из медицинского центра, которая будет утверждать, что у любимого внука ожирение в крайней степени, - Ничего-ничего, дома отъешься, мы уж об этом позаботимся. Виданное ли дело так ребёнка голодом морить!
- Да ладно тебе, Фрида, - по доброму щурясь прервал жену дедушка, - по телевизору говорили, что в этой Академии детей пять раз в день кормят, успокойся. О, кстати, кое-кто тебя ждал тут чуть ли не неделю, считая дни при этом… Не знаю, откуда столько терпения у ребёнка, но, думаю, теперь дождалась…
Дедушка посторонился, давай Уайлду увидеть сестру, что находилась в другом конце коридора, видимо, только что там появившись. Гарри замер на секунду, пытаясь в этой подросшей девушке узнать свою маленькую Лу, затем, качнув головой, улыбнулся, разводя руки в стороны, чтобы позволить ребёнку, в случае чего, беспрепятственно его обнять с разбега, затем сделал несколько шагов вперёд, тихо произнося забавную кличку родной сестрички, что придумал уже очень давно:
- Хвостик…

Отредактировано Garrett Wilde (24 января, 2014г. 16:10)

Гарретт не знал, можно ли сейчас на Земле (да что там на Земле, во всей Вселенной) найти существо, которое было бы счастливее его. Приняв младшую сестричку в свои объятия, наблюдая, как она висит на нём, по-детски дрыгая ногами, Уайлд радостно улыбался, ощущая себя не просто хорошо, а чувствуя себя снова на своём месте, в своей тарелке, дома. Сбивчивые, торопливые слова Люси летели прямо в ухо, врезаясь всей своей торопливостью в барабанную перепонку слева, наполняя всего адепта каким-то эфемерным чувством радости, таким огромным, что захотелось им с кем-то поделиться или же просто крикнуть об этом как можно громче, как это делала Лу, совершенно не переживая за то, что это может выглядеть глупо со стороны. С Хвостиком Уайлд чувствовал себя полноценнее, он осознавал себя как что-то хорошее, внутренне единое, до ужаса счастливое. Младшая из семейства Уайлд была для Гарретта самым важным, самым любимым человеком в мире, ради неё он готов был душу продать, лишь бы у его ребёнка всё было хорошо. Он очень хорошо осознавал, что готов пожертвовать всем ради своей сестрички, отдать даже свою, жизнь, если это понадобится. Просто потому, что любовь к сестре была не просто огромной, она была неисчерпаемой. Два ребёнка, рано оставшихся без нормальной поддержки, которым не посчастливилось в жизни, они всегда были вместе, держались друг за друга, были друг другу поддержкой в самые тяжёлые часы. Этим можно было объяснить такую нежную и близкую привязанность этих обоих друг к другу. Конечно же, без драм не обходилось никогда, но это было, скорее, проявление братской любви, нежели реальные ссоры.
Тем временем, сестрица, отлипнув от Гарретта так же стремительно, как и на нём повисла несколько секунд назад, продолжала сыпать вопросами, заполняя своим заливистым голоском всё пространство не только коридора, но и всего дома в целом. Иногда Лу не могла контролировать свои эмоции - это было одной из её типичных черт в поведении. Сделав вид, что удар сестрёнки в живот был настолько сильным, что пришлось согнуться, корчась от боли, Гарри, уловив момент, попытался её защекотать – но не тут-то было: малышка Уайлд вырвалась и, не переставая говорить, принялась скакать вокруг адепта кругами, словно молодая козочка.
- Как можно было так долго ехать? Ааааааа! - возмущённо воскликнула она, пока Гарретт, чувствуя, что голова от наблюдения за любимым Хвостиком начинает кружиться, старался поворачиваться вокруг своей оси вместе с ней, но потом оставил это гиблое дело.
- Прости, я пытался подгонять водителя, но он ругался и говорил что-то про пробки и какой-то там график, а в его голову своими сверхспособностями влезть никак не получилось, - Гарри фыркнул, зная, что Люси оценит шутку про биотику. Когда-то Уайлд считал свои способности проклятием, но в Гриссомской Академии он кое-чему научился, и теперь уже не знал, как без этого обходился. А его сестра… Люси тоже имела в своём теле имплант, этого хотел отец, считающий своим долгом фанатичное служение Альянсу, его дети-биотики должны быть военными, поддерживающими славу и честь фамилии Уайлд, вот только у обоих детей их желания на этот счёт ни разу не спрашивали. Гарретт хотел бы оградить Лу от всего этого, защитить её от той травли среди детей, которой обычно подвергались биотики, но, увы, его сестра была обречена быть «одарённой» до конца своих дней, такой же, как и он сам…
Маленькая голова вдруг боднула Гарретта в грудь, парнишка же, в свою очередь, прижал сестру к себе, улыбнувшись.
- Ты не вернешься в Академию? Все закончилось?
- Хвостик, я…эээ… - начал было Уайлд, пытаясь подобрать слова, чтобы как можно мягче сообщить свою новость, которую хотел озвучить как минимум за столом, когда все чуть-чуть придёт в себя, но тут его очень вовремя перебила бабушка, желающая немного остудить пыл Люси, да и вообще, накормить своих любимых родственников поскорее.
- Ба, тебе помочь чем-то? – спросил адепт у миссис Свенссон, но та лишь замахала руками.
- Что ты, что ты… мы с дедушкой справимся, не переживайте.
- Если что, буду неподалёку, - крикнул Гарри прежде, чем родители скрылись в кухне. Обернувшись к сестричке, Уайлд, слушая её радостное щебетание, и сам не знал, чего он хочет сейчас. Поездка утомила, вызывая кучу разнообразных желаний: есть, пить, в душ, немного поспать, послушать музыку и так далее по длиннющему списку, но сейчас все эти желания были заброшены далеко подальше, потому что появилась возможность пообщаться с Люси, а такой возможности, спустя полгода расставаний без возможности живого общения, брат упустить просто не мог.
- Нет, в душ чуть позже, всё подождёт. Я обязательно расскажу тебе всё, Хвостик, у меня столько интересного в академии случилось за это время, ты просто не представляешь! Я специально не писал тебе об этом, приберегал для сегодняшнего дня, - Гарретт приподнял свой рюкзак, затем радостно кивнул, указывая глазами куда-то вверх по лестнице, - идём, ты мне покажешь, что ты там наворотила с моим музыкальным центром, я хочу это услышать…
- А меня пригласили на настоящую вечеринку!
Гарретт чуть не пропустил на радостях эту новость мимо ушей. Сказанная счастливым, одухотворённым тоном, она вдруг как-то очень неприятно засела в голове, заставляя какое-то шестое чувство напрячься в непонятного рода волнении, в голове зазвонил колокольчик интуиции, всегда вовремя предупреждающий: «Обрати на это внимание!», и Гарри обратил. Было странно, что его маленький Хвостик идет на вечеринку… да, она выглядит взрослой, все эти модные одежды и модельные стрижки, Гарретт даже не мог в первые секунды, как увидел Лу, поверить, что перед ним стоит именно она, но ведь… она ещё не взрослая, его маленькая родная сестричка, которая нуждается в защите и наставлениях. Или это комплекс старшего брата?
- Правда? Это хорошо, наверное… А кто? И когда? Куда? Я хочу знать об этом, раз ты собираешься куда-то, это важно, очень, - Уайлд даже не мог до конца осознать, насколько это важно для Лу. Гарретта никогда не тянуло на подобного рода мероприятия, Бог уберёг его от желаний так развлекаться, а несколько попыток влиться в юношеский коллектив с помощью посещения увеселительных мероприятий, оставили не самые приятные воспоминания о часах, проведённых со сверстниками. Выпивку Гарри не употреблял ни в каком количестве, попсовая современная музыка для него, как истинного ценителя хороших композиций, резала уши, а глуповатые разговоры ровесников, в итоге, всегда сводились к двум темам: обсуждениям друг друга или проблемам размножения, что сразу опускало их планку в глазах адепта на несколько уровней ниже, чем она была до этого. Таким образом, Гарретт оставил всякие попытки быть тусовщиком, поэтому к подобным мероприятиям относился с прохладой. Да, сейчас стоило учитывать, что Люси – это не он, и его младшая сестричка может делать то, что ей нравится, ведь они не должны быть во всём похожи, но, почему-то, слушая её радостный рассказ и глядя в сияющее неподдельным счастьем лицо, Гарретт испытывал какое-то непонятное волнение.
Комната Гарретта ничуть не изменилась с последнего её посещения полгода назад. Казалось бы, она превратилась в своеобразного рода музей, в котором всё настолько чисто и на своих местах, что только табличек не хватает «это стол Гарретта Уайлда», «Это книги Гарретта Уайлда», «Это носок Гарретта Уайлда, загнанный под кровать», «Руками не трогайте, дышите ушами». Ожидаемого слоя пыли на привычных местах не оказалось, всё явно указывало, что совсем недавно тут спешно, но очень тщательно наводили порядок, смахнув тряпкой любой намёк на творческий беспорядок, что всегда творился в комнате Уайлда. Сделав несколько шагов по паркетным доскам, Гарри развернулся, в восторге рассматривая свою комнату, будто видел её впервые, затем, грохнув рюкзак на пол, сел в кресло, переводя взгляд на Люси, сложив пальцы в замок под подбородком:
- Итак, рассказывай всё по-порядку…

- Оу, я приглашена на самую потрясающую вечеринку из всех возможных!
- Очень интересно, расскажи побольше, - попросил Уайлд, разглядывая сестру со всё нарастающим беспокойством. Люси не была самой популярной девочкой в своём классе, она не любила заострять на этом внимание, но Гарри, на правах любимого брата и самого близкого человека для своей сестрички знал, что это именно так и есть. Уайлд прекрасно понимал, как это важно для девочки - стать частью коллектива, но что-то в его голове звенело громким колокольчиком, предупреждая об опасности, что-то не сходилось по всем параметрам, но что именно?
Она беззаботно танцевала под нежно льющуюся из динамиков музыку, пока Гарретт пытался докопаться до сути в своей душе, спрашивая у самого себя, что именно его отталкивает во всей этой ситуации, но, пока что, не мог понять и разобраться, были лишь неприятные предчувствия, а своей интуиции Гарри не привык доверять всецело.Может быть, он боится потерять сестру? Боится, что малышка свяжется с плохой компанией? Ну, да, судя по её наряду, вечеринка будет просто жуткая... От чего он хочет оградить Люси? От разочарований или же, наоборот, от соблазнов? Его Веру в Бога Лу не разделяла, Гарретт никогда и не требовал от неё этого, своего мнения не навязывая. Он знал, что она бы пошла за ним, согласилась бы поверить в Него лишь потому, что так поступает старший брат, но путь служения Господу - это всегда добровольный выбор, никого нельзя убедить что-то делать против его воли... Люси всегда хотела быть обычным человеком. Может быть, сейчас он просто эгоистично не желает, чтобы сестра наладила свои отношения с одноклассниками? Нет, что-то другое... было что-то такое, неприятное, давящее, заставляющее Гарретта время от времени нервно расчёсывать короткими ногтями шрам на локте - явный признак невроза.
- Мне начинает нравится твой Элвис, он иногда весьма консервативен, но это даже мило. Он так романтичен, несмотря на то, что безбожно стар.
- Никого не напоминает? - попытался пошутить Уайлд, но тут же примолк, разглядывая Люси с ног до головы совершенно другим взглядом. Вся её одежда выглядела дико и... вульгарно. Такой малышку Люси Гарретт себе даже в страшном сне представить не мог. И, хотя в её поведении всё ещё проглядывали характерные черты маленького наивного ребёнка, к которому адепт привык, яркий макияж, колготки в сеточку и неприлично короткая юбка доказывали брату и всему миру, что Лу выросла. Настал тот момент, которого Гарретт боялся больше всего. Как любой старший брат и, отчасти, отец, он просто не мог смириться с этим, вся ситуация заставляла что-то в душе бушевать простив подобного. Этот подростковый этап нельзя выдернуть из процесса взросления, Гарри знал это, но не мог смириться. Зато мог удержать Люси от необдуманных поступков... По крайней мере, он так считал.
- ...которая так смеялась надо мной раньше. Но это было так давно! А вчера она была очень любезна! - продолжала вещать, тем временем, малышка.
"Динь-динь-динь, опасность!" - звенел в голове невидимый бубенчик интуиции.
- Да-да, ты рассказывала, Хвостик, но зачем с ней общаться после всего этого?
Отыскав в своём рюкзаке бутылку с водой, Гарретт сделал несколько больших глотков, ибо в комнате было слишком жарко. Летом в закрытых и душных помещениях всегда очень некомфортно, стоило бы открыть окно. Но, услышав название заведения, Гарретт, забыв про жару, захлебнулся напитком, закашлялся, вытирая лицо рукой. Он никогда не слышал про этот бар, но, судя по названию, это было отвратительное место. Буйная фантазия тут же нарисовала утонувшее в сигаретном смоге помещение, душное, грязное, шумное, пропитанное насквозь запахом дешёвого алкоголя и чьего-то пота - запахи, живущие здесь годами. Пьяные смешки, стук бильярдных шаров, хрипящая музыка и...
Гадкое представление развеяла Люси, обнявшая брата так крепко, что адже дыхание на секунду перехватило. И как только ей рук хватило своего широкого брата обхватить? Уайлд улыбнулся, стараясь гнать прочь неприятные мысли, но они лишь сильнее заседали в сознании, заставляя думать теперь только об этом. Хвостик, его любимая сестрёнка ничуть не изменилась, всё это наносное, и, наверняка, если с ней немного поговорить, то Лу поймёт, что всё это неправильно, и её абсолютно не нужно.
- Ты рад за меня? - тихий вопрос, заданный радостным тоном, невероятно смутил Гарретта. Он не любил врать, Люси же обманывать у него просто язык не поворачивался. Что-то не давало ему покоя, и Уайлд не мог оставить это без внимания.
- Я так рада! Я так рада что ты дома! - продолжала восхищённо щебетать Хвостик, болтая ногами в воздухе и хитро поглядывая на брата. Гарретт, поднявшись с кресла, медленно приблизился к собственной кровати и, присев на пружинящий матрас, погладил Лу по голове.
- И я безумно рад, Хвостик, - медленно проговорил он, смотря куда-то в окно, и, немного отрешённо улыбаясь, думал о своём. Противостоять сестричке у него всегда получалось очень тяжело. Одно неверное слово, и его накроет шторм под именем "Люси", а это будет разрушительно... Спорить с Лу Гарретту не хотелось, но это, на его взгляд, было единственным выходом из данной ситуации, только так он мог её защитить от... всего.
- Лу, малыш, послушай, может быть, тебе это всё не нужно? - спросил он мягко, разглядывая её ярко накрашенные глаза, - ну кому какое дело, что о тебе думают те выскочки?
Судя по изменившемся лицу малышки Уайлд, ей было очень большое дело до всего происходящего. Огромное такое дело, её этот момент, кажется, задевал так сильно, как Гарри даже не мог себе до этого представить. Стоило бы вспомнить своё подростковый возраст, чтобы сравнить с ним данную ситуацию и понять ребёнка, её мысли и чувства, но Гарретту особо нечего было вспомнить, за всеобщим вниманием он никогда не гнался, был спокойным занудой постоянно, будто бы сразу родился с мировоззрением умудрённого сединой старца.
- Или... сегодня я приехал, а ты уходишь, Хвостик, это... нехорошо, - попытался он привести самый весомый аргумент против этого похода, что у Гарри были на данный момент. Если на неё не подействует, то... то он ещё не придумал, что делать, но стоило что-то предпринять, он же брат и воспитатель, в конце-концов, почему ей так это важно? От этих мыслей брови старшего брата сдвинулись на переносице, выдавая его неприятные мысли - прочитать внутреннее состояние Уайлда по его лицу можно было даже не являясь экстрасенсом.
- Хочешь знать моё мнение? Они и пальца твоего не стоят, все эти девчонки, я не нужно ради похода с ними вульгарно краситься и одеваться, как... как fallna kvinnan*! Да и прогулки по барам ночью ни к чему хорошему не приведут, - сейчас он говорил как отец. Ричард а в своих словах он узнавал частенько, вот только Гарретту это совсем не нравилось, папаша был гадким человеком, быть на него похожим Гарретт не желал ни внутренне, ни внешне, - Förlåt**, я против.
_______________________________________________________________
*fallna kvinnan (шведск.) - падшая женщина
**förlåt (шведск.) - прости

Отредактировано Garrett Wilde (25 февраля, 2014г. 19:32)

Гарретт знал, что реакция на его слова последует бурная, вот только не представлял, что настолько. Казалось, что несколько фраз, произнесённых довольно спокойным тоном, ударили Люси, будто кнутом. Взгляд маленькой сестрички тут же обледенел, а слова, срывающиеся с губ малышки, стали злыми. Ничем не сдерживаемые, они летели в Гари, словно острые осколки, больно и глубоко врезаясь в сознание и душу, оставляя на них неприятные невидимые раны. Он знал, что его слова сестру укололи, но такая реакция была для Гарретта в новинку. Это была новая Люси, новое поведение, пока что ещё не знакомое брату. Он молча слушал, чувствуя, как ситуация стремительно выходит из-под его контроля, чувствуя, что несколько слов, невольно вырвавшихся несколько секунд назад, породили бурю в поведении сестрёнки, словно маленький камушек, брошенный с горы вниз, вызвал гигантскую лавину, сносящую всё на своём пути. Люси не просто спорила. Своими словами она давила, подминала под себя любые возражения, видоизменяя в своём сознании любые слова брата так, как видел это подросток… Гарретт что-то запрещает? Получи в ответ гневную реплику! Слышишь, ты? Люси не боится тебя, и твоё мнение для неё ничего не значит, глупый братец. Моральный удар… ещё удар…
Уайлд молчал, принимая каждый удар, словно боксёрская груша. Она говорит сгоряча и не подумав, всё это неправда… неправда же, Люси? Не смотри так разъярённо, брат не враг тебе, он просто хотел как лучше. Он всегда хочет как лучше.
- Ты мне не отец!
Настольная лампа, находящаяся в паре метров от Гарретта, лопнула под действием неконтролируемого биотического выброса, Гарри сам не понял, как это произошло, лишь голубая волна холодного огня прокатилась по телу, вырываясь на свободу и заставляя стёкла в окне невесело задребезжать, словно предсказывая что-то плохое. В душе дрожала тупая боль, из-за которой Гарретт терял над собой контроль. Уайлд сам не заметил, как вскочил на ноги, и теперь, возвышаясь над сестрой с высоты своего немалого роста, он трясся от нахлынувших эмоций, не в силах с ними совладать. Вспышки ярких переживаний были очень опасны и чреваты новыми скачками биотического потенциала, плещущего через край. Разъярённый биотик – это очень страшно, контроль теряется, даже стабильно работающим имплант не в силах помешать непроизвольным вспышкам.
Гарретт знал, что он ей не отец, никогда им не был и не стал бы. Но, получив когда-то себе в заботу воспитание младшей сестры, он считал своё близкое с отцовством положение само собой разумеющимся. И вот сейчас, глядя на раскрасневшееся от гнева лицо сестры, пересекаясь глазами с её разъярённым взглядом, он чувствовал себя не просто отвратительно, он чувствовал себя преданным, и от этого не было никакого спасения.
- Я. Категорически. Против. – Гарретт задыхался от переполняющей его обиды, делая паузы после каждого слова, будто разделяя их точками. Обиды – это детское поведение, но Уайлда слова задели за живое, словно по сердцу скальпелем прошлись, - и ты никуда не идёшь сегодня! Разве ты не понимаешь? Я хочу тебе помочь, я переживаю за тебя!
- Лучше бы ты не приезжал.
Динамик музыкального центра под действием биотики захрипел в предсмертных муках, стул рядом с письменным столом запрыгал, нервно стуча ножками по паркету, коллекционная фигурка Элвиса на столе, затрясла головой, словно бешено со всем подряд соглашаясь. Дверь за Люси хлопнула в тот момент, когда кулак Гарретта со всей силы врезался в стол, заставляя фигурку Элвиса завалиться на бок. Острая боль от разбитых костяшек, пришедшая немного запоздало, через несколько мгновений после удара, немного отрезвила гриссомского выпускника, вещи под действием биотики перестали дрожать, да и само голубоватое свечение исчезло. И внутри тоже ничего не осталось – лишь тупая боль, заполняющая сердце. А он ведь хотел как лучше, он же за неё переживает как никто другой… Бабушка и дедушка не виноваты, что не могут уследить за ней, что происходит в душе подростка – всегда тёмный лес для всех вокруг, и, в особенности, для родителей.
Гарри не любил ссоры, он всегда делал всё, чтобы их предотвратить, но сейчас он изначально опрометчиво выбрал неправильную тактику, хотя… любая тактика была бы неправильной в их случае.
Раздражение наряду с агрессией проходили, уступая место всё той же боли, моральной и физической. Гарретт чувствовал свою усталость, усталость от всего на свете. Гремящая в соседней комнате музыка указывала, что Лу заперлась у себя и общаться не намерена. Сделав сей неприятный вывод, Гарри тряхнул разбитой в кровь рукой. Нужно было умыться, вода обычно приводила Уайлда в чувство, а он, надо сказать, изрядно перенервничал. Потерев пальцем здоровой руки висок, Гарретт медленно вышел из комнаты, направляясь в ванную комнату, но, взглянув по пути на дверь в комнату сестры, сделал несколько шагов в её сторону.
Стены рядом с дверью были обклеены какими-то рисунками и надписями, некоторые из которых делал сам Гарретт для младшей  сестрички. Он знал, что в комнате Люси за время его отъезда всё могло поменяться, но одно останется неизменным – маленький портрет малышки Люси с матерью в рамочке, украшенной неоновыми фонариками. Его Уайлд когда-то нарисовал по фотографии, чтобы порадовать сестрёнку, и после этого уже пожелтевший листок занял своё законное место на стене в комнате Лу.
За дверью оглушительно играла музыка, не давая возможности расслышать, что происходит за стенкой. Возможно, сейчас Люси плачет в подушку… от этой мысли сердце брата сжалось, заставляя его забарабанить в запертую створку.
- Лу! Люси! – кулак стучал по створке, пытаясь пробиться сквозь подвывания басов какого-то не известного Уайлду исполнителя. Устав стучать, Гарретт ещё немного попинал дверь и, понимая, что просто так Люси ему не откроет, присел прямо на пол, спиной прислонившись к двери. Их ожидал очень долгий разговор.

Музыка за дверью сменилась с тяжёлых звуков пилорамы и дрели на что-то более спокойное и мелодичное. Гарретт мало разбирался в современных исполнителях, поэтому, даже постаравшись напрячь память изо всех сил, он всё равно не смог бы узнать в этих незатейливых мелодиях в стиле «два притопа – три прихлопа» довольно популярную группу «Крэйзи хэндс». Гарри не знал, решила ли сестра сменить гнев на милость, или эта песня, более тихая по своему звучанию, стояла следующей в очереди на прослушивание, но теперь Гарри чувствовал, что не нужно надрывать голосовые связки, чтобы перекричать голос какого-то модного певца, что уже радовало. Запрокинув голову и прислонившись затылком к створке, Уайлд, набрав в лёгкие побольше воздуха, никуда не торопясь, заговорил.
- Лу, малыш, я прошу - извини меня, - Гарретт действительно сожалел, что так грубо отказал сестричке. Нельзя поступать так, нельзя срываться на близких и любимых. Это ради её блага? Но что делать, если человек совершенно не понимает, что ему говорят, и как ему будет лучше от всего этого. Лишь бы переспорить. Настоять на своём. Любыми путями… Гарри узнавал себя в Хвостике, себя в прошлом и настоящем. Он более спокоен, но и, в то же время, столь же упрям.
«Ничего не сможет остановить Уайлдов, если они хотят чего-то добиться» - обычно приговаривал дедушка.
- Я зря сказал всё это, - Гарри говорил от всей души, стараясь успокоиться. Лу должна знать, почему он так сказал. Для всех действий всегда есть причина. И причина их ссоры – взаимное недопонимание и нежелание разбираться в ситуации более глубоко. Люси должна, просто обязана его выслушать сейчас, - с того самого момента, как мамы не стало, а отец… - парень зажмурился, проглатывая тяжёлый ком, застрявший в горле, и подбирая слова, - попал в больницу, я взял на себя большую ответственность – тебя и твою безопасность.
Гриссомский выпускник устало потёр переносицу, затем на нервах зачесал пятернёй волосы на затылок. Он устал от недомолвок, что окружали его почти всё время обучения  в Гриссоме. И для Уайлда было счастьем снова попасть в семью, словно глотнуть воздуха после продолжительного нырка на глубину. И вот сейчас, через несколько часов после приезда, он уже успел поругаться с родным и любимым человеком… Это Гарретту дико, просто категорически не нравилось.
- Ты не представляешь, как я люблю тебя, Хвостик, - Уайлд поскрёб костяшками пальцев по двери, к которой прислонился спиной, - я всегда буду защищать тебя и заботиться о тебе, никакие силы не сделают тебе ничего плохого, пока я рядом. Но, пожалуйста, я прошу сейчас никуда не идти не из вредности. Не потому что я старомоден, словно динозавр, и не понимаю, как для тебя это важно. Просто… Лу, я не хочу, чтобы ты попала в какую-то неприятность, что может испортить тебе жизнь. Вот и всё. Давай больше не будем ссориться, а лучше спустимся к родителям в гостиную, поиграем в видеоигры на приставке. Ты хвасталась, что закупила что-то новое, и я хотел бы это увидеть.
Гарретт поднялся на ноги в ожидании, что сейчас отворится дверь, выйдет Люси и всё наладится… Чуда не произошло даже спустя полминуты – дверь никто, как видно, открывать и не собирался.
- Люси, - Уайлд снова забарабанил кулаками по створке, - Люси, прекращай вредничать, открой дверь, я прошу тебя.
В сердце засела тревога. Что могло случиться? Лежит и плачет? Не хочет впускать? Что-то случилось со здоровьем, и она теперь не может подняться или даже что-то сказать? Дверь заклинило?
Поток биотической энергии, направленный на электронный замок двери, сломал данное чудо техники, но зато дверь в комнату сестры приоткрылась, в ожидании гостей…
В комнате было пусто. То, что помещение покинули, причём в спешке, подсказывали разбросанные вещи и обувь. Люси долго готовилась, она не могла отказаться от своей мечты…
Уайлда охватила ещё одна волна беспредельной паники. Куда она могла убежать? Где искать ребёнка на ночь глядя? Сколько времени она уже провела на улице?
Гарретт заметался по комнате, не зная, куда податься. Выглянул в окно в слабой надежде, что Лу, может быть, где-то рядом с домом, затем прошёлся, измерив комнату сестры своими широкими шагами. Где она может быть? Как назывался бар, про который она говорила?
Мозги, казалось, сейчас расплавятся от неприятных мыслей, пока Гарри в спешке и панике пытался вспомнить название, произнесённое сестрой вскользь, невзначай. Что-то было ржавое и дикое… «Ржавая дикость»? «Дикая ржавчина»? Почему он слушал лишь в пол уха, когда сестра делилась этой информацией?
Гарретт уселся на кровать, сжимая виски пальцами. Что ещё можно сделать? Отследить её по инструметрону? Нужен кто-то, кто хорошо разбирается  этом, а таких людей на примете не имеется… И вообще, может быть, он зря волнуется? Ведь, возможно, это действительно просто девчоночьи посиделки, на которых они пообсуждают одежду и мальчиков, косметику, бижутерию, примут Люси в круг «избранных» и разойдутся? Просто обычные посиделки с подругами, а он тут бучу поднимет, будто кого-то убивать собрались.
Уайлд опустил взгляд и, неожиданно для себя, обнаружил валяющуюся на полу рекламку с ярким рисунком и зазывно блестящей надписью «Дикий мустанг. По понедельникам и четвергам два коктейля по цене одного».
«Сразу за старой заправкой, где еще свалка металлолома раньше была...» - вспомнились и зазвучали в голове слова Люси. И как он не обратил на это внимание ещё тогда? Почему не напрягся, слушая про такое?
Гарретт сорвался с места. Времени на размышления не было. Он просто проверит, что там да как. Если что, не будет портить девчонкам праздник, развернётся и уйдёт. В этом же нет ничего страшного и навязчивого? Он, всего лишь, перестрахуется, чтобы всё было в порядке. Он ведь старший брат, он должен защищать Лу от всех бед, в которые она сама так часто любит залезть.
- Скоро буду, - пообещал Гарретт, заметив бабушку в гостиной на первом этаже, мимо которой пробегал в этот момент. На долгие объяснения не хватило времени. Бабуля всё поймёт и даст совет, она же на то и бабуля, но времени общаться и делиться чем-то категорически не было. Даже с дедом посоветоваться не успел. Хотя… вроде взрослый человек, сам должен уже научиться решать сваливающиеся на плечи проблемы, без чьих-либо подсказок…
Порывистый ветер, доставшийся от переменчивой погоды в подарок (небо затягивало тучами и рыхлыми облаками), трепал волосы и задувал под рубашку, пока торопящийся Гарретт шёл вперёд, удерживая себя от того, чтобы не сорваться на бег. Да что же это с ним? Неужели Гарри испугался, что у них там не посиделки с  подружками, а свидание? Страх, что Лу найдёт замену братской любви чем-то большим? Но ведь эта замена и без того найдётся, рано или поздно… Нет, что-то другое двигало им в этот момент. Он не знал, как можно описать это чувство, но оно подсказывало Уайлду, что Люси не нужно там быть… просто не надо.
Путь подходил к концу, когда адепт завернул за угол, тут же углядев огромный баннер, предлагающий два коктейля по цене одного. Рядом виднелась подсвеченная одиноким фонарём обшарпанная дверь самого непрезентабельного типа, что, кажется, и вела в этот бар. Ощущая себя немного глупо, Гарретт снизил скорость своего передвижения, выравнивая дыхание. Просто появиться и проверить, что она там, и всё хорошо. Просто появиться и убедиться, что Люси в норме.
Гарри выдохнул, нажимая на кнопку открытия дверей.

Двери почему-то не поддались Уайлд, решив, что ему показалось всё это, нажал на голографическую кнопку снова. Та вдруг из жёлтой стала красной, как бы намекая, что на сегодня бар закрыт. Но почему? Что произошло? Уайлд прищурился, быстро соображая, что могло случиться. Может быть, она пошла в другой бар? Или вообще сейчас где-то у своих друзей, у них в гостях?
Гарретт снова взглянул на надпись на двери «работаем круглосуточно» и кивнул сам себе. Да, скорее всего, просто ошибся с местом проведения банкета. Небось Люси уже вернулась и ждёт дома… звуки передвигаемой мебели и громкие голоса, которые можно было услышать за дверью, разбили эту теорию в прах.
Несколько секунд адепт бился рядом с дверью в панике, затем снова нажал на кнопку. Закрыто, заблокировано изнутри… что там происходит?
Громкий мужской крик заставил Гарретта встряхнуться. И, хотя слова, произнесённые за дверью он разобрать не мог, биотик словно ожил, выйдя из временного беспомощного оцепенения. Там явно что-то происходило. Что-то нехорошее, и это что-то заставляло Гарри гореть биотическим огнём. Рука, охваченная биотикой, врезалась в кнопку открытия дверей. Механизм загудел, ломаясь под натиском кулака и тёмной энергии, дверь нехотя с шипением распахнулась.
Несколько шагов Уайлд преодолел, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Разбитое стекло на барной стойке, сразу бросившееся в глаза, будто бы говорило, что что-то не так. Ещё несколько шагов, и Гарри завернул за угол, попадая в просторный зал. Поваленные столики, сломанные стулья и Люси… Бледная, несчастная, сидящая на бильярдном столе... нескольких мгновений хватило Гарретту, чтобы всё понять. Кажется, не самая необычная ситуация, Гарри не раз слышал о подобном за время учёбы, но, когда дело коснулось любимого человека, всё как будто поменялось. Адепт вдруг понял, что ему плевать на дипломатичность и гуманность, те правила, которым он всю свою жизнь придерживался. «Не убий» - твердила заповедь Господа, в которого он верил. «Вы должны быть выдержанными, биотика – это великая сила, но и великая ответственность, которую вы пронесёте через годы, и только вам решать, какими будут считать новое поколение людей-биотиков другие люди и другие расы… - въелась в мозг лекция одного из преподавателей в академии. Сейчас это не имело значения, стоило только взглянуть на заплаканное лицо Люси… вся сущность Гарретта требовала жестокой мести.
Близстоящий к адепту турианец был поднят в воздух биотикой. Гарри перевёл на него взгляд, чувствуя ненависть. Чёрная материя выплёскивалась изнутри, Уайлд не отдавал себе отчёта больше. Сжал пальцы вскинуто руки, и поднятый в воздух турианец схватился за горло, задыхаясь от недостатка кислорода, захрипел. Глядя на то, как жертва дрыгает ногами, пытаясь нащупать пол под ногами, Гарретт вдруг почувствовал, что не хочет останавливаться. Жизненной силой турианца подпитывалась его биотика, и это было фантастическое чувство… Словно сорвавшийся наркоман, Гарри, ни разу в жизни всерьёз ни на кого не нападавший, теперь ощущал, как хочет ещё и ещё…
От смерти турианца спас бармен, что, показавшись из-за стойки, выстрелил в адепта. Кинетический барьер, поймав на себя более чем существенный удар, зашипел, но пулю отклонил, и, вместо руки она воткнулась куда-то в стену позади Гарретта. Отпустив полузадушенного ксеноса, Гарри обернулся, разъярённо разглядывая нападающего. Вид у Уайлда был устрашающий даже для человека. Одно движение, и бармена зажало сдвинувшейся внутрь барной стойкой, спиной к стене, а оружие он уронил куда-то на пол. Сверху на бармена посыпались бокалы и бутылки, а на Гарретта набросился один из находящихся здесь людей. Тяжёлый металлический стул, поднятый Уайлдом, заставил нападающего мужчину усомниться в своей правоте. А через несколько секунд на Гарри со спины набросился ещё кто-то. Боль во внешней стороне левого бедра словно прошила ниткой всё тело. Гарретт, в первую секунду потерявший ориентацию в пространстве, развернулся, ударив локтем по лицу нападающему. Это был батарианец, и он был последним, кто удержался на ногах в этом баре кроме Гарри. Разъярённый биотик швырнул в ксеноса столик, затем, собрав всю волю в кулак, поднял противника в воздух и обрушил его со всей силы на пол. Послышался грохот, и после этого в баре сразу стало как-то слишком тихо. Уайлд попытался сделать шаг. Левая штанина сбоку быстро пропитывалась кровью, но Гарретта это не слишком сильно волновало. Прихрамывая, он уже спешил к Люси, что до сих пор сидела на бильярдном столе, поджав под себя ноги и всхлипывая. Бледная, натягивающая на колени юбку, в порванном топе, что открывал на обозрение по-детски простое нижнее бельё.
Всё ещё тяжёло дыша после схватки, Гарри сделал несколько шагов и без слов прижал Лу к себе, чувствуя, как она задыхается от страха и накативших слёз. Он и сам чувствовал, что в горле встаёт ком при осознании того, что эти ублюдки могли сделать с сестрёнкой. Господи, она же ещё ребёнок, что не так с этим миром?
Гарретт гладил сестру по голове, чувствуя во всём этом свою вину. Почему он не уговорил её остаться? Почему добирался так долго? Он ведь больше для неё, чем просто брат. Он несёт за неё ответственность, а сам не может о сестре позаботиться и защитить её…
- Хвостик, они тебя не тронули? – Гарри, немного отстранившись, глядел на Лу с болью в душе. Почему он не пришёл раньше? Как он вообще допустил такое? Пальцы нащупали в нагрудном кармане рубашки салфетку, Гарретт вытер кровь с разбитой губы младшей Уайлд, – всё хорошо, малыш, они больше к тебе не прикоснутся. Никогда.
Адепт снова обнял сестрёнку, даже не представляя, сколько страха она испытала несколькими минутами раньше. Ему хотелось, чтобы этого момента не было. Чтобы они остались дома, и сейчас весело уплетали бабушкин яблочный пирог. Но они стояли здесь, в этом проклятом баре, растерянные и беззащитные, как после гибели мамы. И это сравнение угнетало ещё больше. Всё снова уже не будет как прежде…
- Всё хорошо, всё хорошо, милая, - Гарретт гладил своего ребёнка к себе, всё ещё ощущая её страх. И этот  страх, и эта боль заставляли его злиться на моральных уродов ещё больше. Он должен был успокоиться. Успокоиться ради неё, не показывать виду, что ему всё так же страшно, как и ей. Он не должен быть слабым в её глазах, - я с тобой. Я всегда с тобой.
Снова отстранившись, Гарри поспешно стащил с себя рубашку, и, всё ещё оставаясь в майке, накинул верхнюю одежду на плечи Люси, чтобы её не смущал выставленный напоказ бюстгальтер, явно выбранный с бабушкиной помощью.
Уайлд погладил Люси по волосам, глядя на её бледное лицо с размазанной по нему косметикой. Она была ещё ребёнком, маленьким наивным ребёнком… да, она пыталась быть взрослой, когда умерла мама. Они вместе слишком быстро повзрослели, оставшись на попечение самим себе, так и не успев, по сути, побыть детьми в полной мере. И всё, что у них было, это лишь они сами… поэтому брат с сестрой всегда держались друг за друга, и были, кажется, самыми близкими людьми на свете.
Но всё стало другим, как только он поступил в академию. Гарри больше не мог ей помогать, не мог проводить с сестрой много времени. И защитить её как следует тоже не мог. Но сейчас… сейчас появился шанс всё исправить.
- Я всегда буду рядом, я же обещал когда-то, - Гарретт помнил её сегодняшний выброс биотики, и прекрасно знал, что больше Лу нельзя оставаться в Швеции. Ей нужно было научиться владеть своим даром, и Уайлд был рад, что сможет помогать сестрёнке в этом. Гарри сжал маленькую ладонь Хвостика в своей руке.
- Я хотел сказать тебе и всем вечером за столом, что мне предложили остаться в Гриссоме. Там оказалась вакантной должность преподавателя, и я согласился. Я не буду жить в Швеции, - Гарретт замер, чувствуя, как жестоко сейчас звучат его слова, - но тебя я заберу с собой. Я хочу, чтобы ты научилась владеть своими способностями, Хвостик. Я хочу, чтобы ты оказалась в хорошей компании.
За окнами завыли полицейские сирены. Кажется, кто-то из посетителей, убегая, догадался вызвать полицию. Гарретт основа порывисто обнял ребёнка.
- Всё изменится, Лу, теперь всё будет по-другому. Я не  оставлю тебя, обещаю.