Падающий аэрокар скрылся из виду, спикировав за одно из технических сооружений, которыми было заставлено все вокруг. Крепкая машина продержалась в воздухе слишком долго. Дольше, чем надеялся Варон. А в его состоянии устраивать забеги было очень трудно.
И бой давался нелегко. Моноган, будь она без балласта и старайся она немного усерднее, могла бы если не убить, то довести турианца до состояния полусмерти.
Скат следовал к месту падения легким бегом – он берег силы. Ведь надеяться на то, что оперативница «Цербера» погибла при аварии… Нет, Скаторус не мог позволить себе такую глупость. Такую беспечность.
Не здесь. Не сейчас.
Иногда Варон замедлялся. Он мог бы, стиснув челюсти, рвануть вперед, терпеть боль, отдающуюся в теле уже почти сутки. Но Монтгомери снова побежит, и тогда, чтобы догнать человека, подстегиваемого страхом смерти, потребуется выжить из себя все силы.
Обойдя очередную преграду, Варон увидел разбившийся аэрокар. Скат не спешил высовываться из укрытия. Он остановился. Поднял винтовку. Осмотрелся, водя стволом в разные стороны, приглядываясь к тем местам, откуда мог быть хороший обзор для стрелка.
Нигде никого.
Варон прислушивался, надеясь уловить хотя бы звуки шагов – Монтгомери с его выдержкой в засаде не высидит, начнет убегать и этим выдаст себя.
Тишина – лишь изредка потрескивал огонь, языки которого выныривали из машины, не пережившей обстрел из Кризе. А может, и не было здесь засады…
Турианец вышел из-за укрытия – осторожно, неспеша, не ослабляя внимание. Доскональное изучение обстановки отнимало много времени. В сознание все глубже вгрызались сомнения: может, охота уже и не закончится успешно?..
Но Варон знал цену себе и цену ублюдка, за которым пришел. Погибать из-за него Скат по-прежнему не собирался.
В машине не было трупов. Ни одного. Хотя бы Моноган сдохла б, но им все ни по чем!
Оба живы. И до сих пор никто не выдал себя.
«Твари!»
Скат без труда подавил приступ гнева – у него была выдержка опытного спецназовца, психика настоящего снайпера, который может держать себя под контролем и ждать сколько угодно времени.
Варон заметил пятна крови, уводящие прочь от машины. Вот он, след. Нужно идти, пока раненные враги не оклемались полностью и не ускорились.
Скаторус увидел их, когда вышел из-за поворота. Его словно ждали. Неприятное ощущение, когда внезапно замечаешь ствол, направивший темнеющее дуло, будто злобный глаз, прямо на тебя. Неприятно, но не страшное. Уже – не страшно, как это было в первый раз, случившийся больше десяти лет назад. Тогда необстрелянного новобранца так пробрал холод, пробежавшийся по спине, скользящий по костяным пластинам тысячами лапок, что было трудно пошевелиться. Но пришлось, чтобы не быть убитым.
И сейчас пришлось с ходу включиться в бой, несмотря на торможение подсознания.
Прыжок – Скаторус оказался за толстой металлической трубой и пригнулся. Удивительно, что по ней еще не начали бить пули. Моноган настолько ослабла, что до пальца, лежащего на спусковом крючке, не доходят импульсы из мозга?
Размышлять некогда – Варон сражу же высунулся из-за укрытия, вскидывая винтовку по направлению к цели и уже вместе с подъемом корректируя прицел. Вот почему не летели пули – летел другой подарок. Оглушающий снаряд врезался в турианца, сокрушая и без того хилые щиты и отбрасывая Скаторуса назад.
Раньше боль отдавалась размеренно, где-то глубоко, может, даже лишь в подсознании. Но теперь тело будто пронзили стрелы – резко, беспощадно. Скаторус чудом не потерял сознание, однако в этом и минус: всю полноту ощущений он прочувствовал слишком хорошо.
Кончиками гребней он почувствовал холодный пол, на котором поневоле разлегся. Мысли были будто отдельно от тела – пока Варон лихорадочно размышлял, как можно убить противницу, руки без его ведома выполняли действия, на которые были натренированы годами практики. Использовать панацелин. Прощупать лицо. Нашарить выроненную винтовку.
Еще ничего не кончено. В конце концов, оглушающий выстрел – не такая страшная штука, как бойня, так что жить и сражаться можно… если до этого состояние здоровья было нормальное.
«Встать… Встать! Встать!..»
Скат перекатился на живот и, уперев руки в пол, приподнял туловище – не слишком высоко, чтобы не высовываться из-за трубы. Все болело. Казалось, Варона вот-вот просто разорвет, сожжет изнутри. Но ничего такого не происходило, и пули, бьющие по трубе с другой стороны, окончательно вырвали турианца из глухого тумана.
Кажется, неподалеку от позиции врагов были цистерны с топливом – Скат заметил это краем глаза еще раньше, когда вышел из-за угла и, пригнувшись, метнулся к своему нынешнему укрытию.
Варон подобрал винтовку. Снова выглянул – лишь на миг, чтобы убедиться в том, что Моноган осталась на том же месте. Так и было. При помощи инструментрона Скаторус привел оружие человеческой самки в негодность. В арсенале хорошего техника всегда было нечто изощреннее, чем сюрпризы обычных солдат.
Секунды затишья хотелось провести в спокойствии и восстановлении, но тогда будет упущен шанс – возможно, единственный.
Скаторус выскочил из укрытия и приставными шагами двинулся в сторону, чтобы обеспечить себе лучший обзор на цистерну. Емкость гласила быть осторожнее при обращении с ней, но Варон сейчас собирался нарушить это правило.
Выстрел. Второй. Третий.
Три снаряда, выпущенных из Кризе, летели не в сторону Моноган. Они прошли мимо нее и разорвались позади. А вместе с ними присоединилась к общему веселью и цистерна.
Скаторус был на достаточном расстоянии от места взрыва и не прятался. Наоборот – с огромным удовольствием наблюдал, как накрыло целую площадь. Как пошатнулись конструкции. Как Моноган попыталась уйти с того места, где вот-вот начнется обвал. И как она не успела и исчезла под обломками.
Скаторус вздохнул и мысленно поблагодарил духов за то, что ему удалось решить очередную проблему на его пути. Очередную – но не все разом. Варон уловил, как впереди в поднявшейся пыли мелькнула неясная тень, исчезнувшая за разрушенным краном.
Монтгомери. Больше некому. По крайней мере, турианец точно не видел, как человека завалило обломками.
Варон сорвался с места. Слишком резко – и напросился на очередную порцию боли. Только сейчас он заметил, что прихрамывал на одну ногу. Впрочем, видимых повреждений не было, а не невидимые, дабы их распознать, требовалось много времени. Турианец не мог позволить себе расслабиться. Он требовал от самого себя максимальной самоотдачи.
Варон, невольно притормозивший от приступа неприятных ощущений, ускорился, выравнивал дыхание и шаг. Это как с обычным марш-броском: сначала колит в боку, потом начинают болеть ноги, а затем приходит привыкание – и так можно бежать, пока тело не упадет, истощенное, наземь или пока не загнешься от голода. Голод Скату сейчас не грозил, но истощение – вполне. Однако он надеялся на то, что настигнет человека раньше, чем его ноги подкосятся, а сердце разорвется от напряжения.
Человек быстро попал в поле зрения, и упрямый турианец зарекся его не отпускать. Монтгомери, который наверняка уже не раз успел залить штаны от страха, совсем не следил за обстановкой и выбежал на открытое пространство. До ближайшего укрытия – прилично, а цель даже не думала петлять… Но если бы и думала, замысловатые зигзаги не спасли бы человека.
Варон остановился, тяжело дыша. Присел на одно колено. С трудом задержал дыхание. Быстро прицелился и выстрелил.
Все-таки следовало привести себя в порядок перед стрельбой. Так бы цель не упала на асфальт от разрыва снаряда почти перед носом, а рассредоточилась по территории мелкими кусочками.
«Ничего. Уже не убежишь».
Пока Монтгомери ворочался, приходя в себя, Скаторус направился к нему. Стрелять не хотел – после вчерашнего патронов почти не осталось, а турианец и так растратил слишком много боеприпасов…