Три года. Три года в этой дыре за железной решёткой. Прошло столько лет, но привычка к этому месту так и не наработалась. Как будто он шёл против своего же течения. И каждый день, мысли только об одном: «Зачем, за что, почему?». Вопрос разносторонний, в случае с Шоном. Каждую ночь ему снится один и тот же сон, как он насмерть избивает того парня, что работал водителем школьного автобуса, в котором и погибла Лея. Как он гневно, со всей своей возможной яростью, уродовал его лицо. А ведь парнишка ни в чём не виноват. Память о дочери была ещё такой свежей, что в порыве страстей, Шон забыл о здравомыслии. И теперь, заслуженно отбывает срок в гнилой камере. Однако, с каждым днём он чувствовал, что не отсидит весь срок. Возможно, его выпустят на поруки. Сбегать самостоятельно он не собирался, чувство вины заставляло его смириться с наказанием.
Это был последний день в тюрьме. Мужчина сидел в своей камере, уткнувшись взглядом в стол. Руки тоже лежали локтями на столе, а ладонями он держал голову по обоим полушариями, словно сжав её в тиски в районе висков. И вот так, ссутулившись, погрузившись в себя, он и проводит свои вечера. Постоянно посещало чувство, что на руках ещё осталась кровь убиенного им мальчишки. Он зол на себя, на судьбу. С ним в камере был ещё один мужчина средних лет, обросший бородой до плеч, но с лысой макушкой. Может показаться, что сокамернику Шона лет шестьдесят и более, а взгляд у него, как будто в этой тюрьме он сидит больше двух десятков лет. Махоуни часто вглядывался в шрамы на голове этого мужчины, словно того, чуть ли не каждый день полосовали ножом по лицу. Сейчас он сидел на кровати и посматривал на соседа, который не уводил взгляд со стола.
-Ты, - сказал он хриплым голосом, словно намереваясь подбодрить Шона. – не мучай себя так. Забудь, забудь всё. Ты будешь винить  себя вечно, но вот так убиваться из-за прошлого нельзя. – Шон отвёл свой устоявшийся взгляд и приподнял немного голову, исподлобья обратив взор на собеседника. И, казалось бы, сейчас габаритный мужчина с внешностью работяги попытается заткнуть «старика», но этого не произошло. На самом деле, он и сам понимал, что сокамерник говорит правду, суровую, но правду. Он ответил, с заминкой, конечно, продумав своё предложение. Рот лишь немного приоткрылся, шепеляво, не внятно, проглатывая слова, он всё высказал тому бородачу свою мысль.
-Знаешь, я остаюсь здесь, только потому, что виноват. Я виновен в смерти невинного человека. Но…  Я так скучаю по ней. Почему? Вот почему именно я? – и потекла слеза. Говорят, что мужчины не плачут. Да, с одной стороны это про Шона. Он плакал в своей жизни крайне редко, можно эти моменты по пальцам одной руки пересчитать. Однако, как тут не пустить слезу, если всё что ему было дорого, он потерял?
Собеседник не ответил, он хмыкнул в ответ, и прилёг на свою койку. А через минуту, в камере пронёсся звонкий храп.
Звуки топота по металлическому полу тюремного коридора. Шон не придал им значение, решив, что это его галлюцинации. Ведь звук был слишком громок, как будто идут совсем рядом. Человека три, не меньше. Звук, как у подошвы либо кожаных берцев, либо туфель, что носят некоторые руководители охранного пункта этого корпуса. И ждал мужчину один интересный сюрприз. Всё-таки три человека. Первый, посередине – начальник охраны, судья по форме. У него в руке был небольшой фонарик. Тот посветил им прямо в лицо заключённого. На бородатом лице ещё бодрствующего Шона отсвечивалась тень от решётки камеры. Лицо у мужчины с фонариком бодрое, он хитро улыбался, скорее ухмылялся. По обе стороны от него, чуть за спиной, стояла два охранника в стандартной камуфлированной  форме.
-Что же вам от меня надо? Поиздеваться пришли? – в голове проскочила мысль. Но её прервал звонкий шум от связки ключей, что начальник корпуса достал из кармана. Начальник, словно фокусник, за тройку секунд нашёл необходимый ключ, вставил его в замок и ловко повернул на один оборот. Щелчок металлического язычка замка, и чёрная железная дверь, с соответствующим скрипом трения петель, приоткрылась. Небольшая пауза. Мужчина ещё продолжал светить в лицо Шона, а вот самому «осветлённому», это более чем не нравилось, жутко раздражало. Изобразив грозный вид, он, сквозь зубы, сообщил гостям, что думает об их визите и о них самих.
-Чего препёрлись? Я вроде себя нормально вёл, не? Дайте поспать, изверги.  – и тут же, заключённый получил ответ от начальника тюрьмы. Он с той же улыбкой ему ответил, подходя всё ближе, потягивая к лицу Шона свою руку с выпрямленной и напряжённой ладонью.
-Мы по важному делу. Моё имя Карлос. Я прибыл за вами. Пойдёмте, я по дороге вам всё расскажу. – Что-то Шон не доверял этому смазливому и хитрющему человеку. Но, говорил он, конечно, весьма убедительно. Хотя, узнать причину таких действий со стороны охраны Махоуни и сам был не прочь. Проигнорировав жест приветствия нового собеседника, опершись ладонями на тот  же стол, заключённый встал, и устало, смягчив свой суровый взор, жестом головы предложил начальнику корпуса двигаться вперёд. Тот, Карлос, ещё шире улыбнулся, обрадовавшись положительному ответу от Шона, и направился прочь из камеры, а Шон за ним.
Выйдя к лестнице, компания приостановилась и Карлос раскрыл карты.
-Вы слышали хоть раз про организацию Цербер.?
-Нет, не слышал. Я тут новостей о внешнем мире не получаю. Ну так что?
-Мы предлагаем вам работу, мистер Махоуни. У вас есть шанс выйти из этой тюрьмы и работать на свободе, на Цербер. Мы…  - Шон прервал того судорожным движением головы из стороны в сторону и передёрнув его речь взмахом правой руки.
-Слушай, я не понимаю, кто ты, и что вашему Церберу от меня надо, но я не уйду. Я собираюсь отсидеть весь срок: заслужил. – Он скривил лицо, сделав вид, что предложение Цербера ему не интересно. Однако, глубоко в душе, был бы рад свалить из этой гнилой каталажки. Но, чувство вины не даст ему поступить так, как хочется. Однако, видимо сотрудники неизвестной Шону организации не собирались оставлять своё дело и проделанный труд. Они, ради этого, постарались ночью пробраться в закрытый объект, ещё и форму достали. Уж пусть убедят тогда провинившегося мужика, что ему нужно на волю. Карлос поперхнулся, хорошее настроение сменила задумчивость.
-Значит так хотите? Хотите тут и помереть от очередной заразы или ржавой заточки в печени, что получите какого-нибудь маньяка в столовой? – звучит так же убедительно, но не достаточно, что бы Шон согласился. С никчёмностью своей жизни-то он уже давно смирился. 
-Да, я готов подохнуть и так. Мне всё равно. – Церберовцам казалось, что он ломает комедию. Хотя, эти мысли затмевала реальная информация о самом объекте. Ведь там было чётко указанно, что мужчина испытывает острое чувство вины за содеянное. Карлосу пришлось пойти на крайний метод. Он, сыграв на порыве чувств, сотворил бутафорский выход из себя.
-Да вы что, всем уже одурели в этой конуре? Короче говоря – сейчас или никогда. Решай Махоуни. Второго такого случая не представится, ты можешь искупить свою вину, либо отсидев тут ещё лет десять, либо на воле, помогая человечеству в большом деле. Поверь, Цербер это тебе не преступная конторка. Мы крупная и влиятельная организация. Наши цели – возвышение человечества. Только вот я думаю, что лишь во втором случае ты сможешь найти выход. – Он закончил, выдохнул и закатил глаза. Шон же потёр подбородок, опустив брови.
-А ведь парень прав! В крайнем случае: я свалю из этого цербера, если всё не так, как он описывает.  – Недолго думая, мужчина решился. Решился уйти из этого места раз и навсегда. Может его и ждёт разочарование, но хуже чем тут уже не будет.
-Ладно, я согласен.