заявка от Nam Taehyun

Kang Seungyoon Кан Сынюн Профессия в реальности лидер winner

• ХАРАКТЕР/БИОГРАФИЯ/ВЗАИМООТНОШЕНИЯ •

Мы слишком разные. Ты, чёрт возьми, слишком другой. Тем не менее твои слова не проходят мимо меня, а, кажется, врезаются, впиваются намертво: я стараюсь не просто слышать тебя, а слушать. Потому что мне действительно это важно. Твоё мнение. Твой совет, пусть и кинутый в мою сторону привычным безразлично-холодным тоном, но с лёгкой усмешкой на губах. Потому что я, не способный уступать и прогибаться под кого бы то ни было, упрямо стоящий лишь на своём, в кои-то веки действительно сломался о чьё-то весомое «но». Надеюсь, ты гордишься этим, Кан Сынюн?
Первое время я не знал о тебе ровным счётом ничего. Ни кто ты, ни из какой семьи, ни о твоих отношениях с окружающими. Только имя, которое не говорило мне ни о чём. Стены академии свели нас впервые в мои восемнадцать, когда казалось, что жизнь – это либо чёрное, либо белое. Тот лестничный пролёт в общежитии, всегда пустующий, был исключительно моим местом, где, отвлекаясь от всего на свете, я не думал о том, насколько мерзко быть «выродком» и «позором». Я просто играл. Перебирал замотанными пластырем пальцами струны гитары, пока никто меня не слышит. Может, я действительно не хотел, чтобы меня слышали? Ты когда-нибудь думал об этом? Но, кажется, не в тот раз, когда тихо сказанное «красиво» выдёргивает меня из собственных мыслей. Что ты делал там, зачем проходил мимо, – меня не интересовало. Но какого чёрта ты привязался ко мне, тому самому Нам Тэхёну, с которым связываться ради сохранения собственной репутации никогда не стоит?
Позже, смеясь среди разбросанного барахла на полу в душной комнате мужского общежития, гоняя по кругу нирвану и пытаясь построить грандиозные планы на будущее, ты признаешься, что тебе плевать – плевать на всё, что говорили, говорят и будут говорить обо мне, тебе плевать, действительно, потому что  ты точно так же хочешь жить ради своей собственной мечты – музыки. Несколько классов музыкальной школы, бесконечно скучные уроки по сольфеджио, вокал, надоедливые родители. Ты не раз твердил о том, что всё это – не то. Тебе действительно нужна свобода. Свобода, которую ты каким-то образом уловил во мне и решил зацепиться за неё. Я не верю никому, Сынюн, но почему-то тебе – хочется.
Ты действительно думаешь, что рано или поздно нам удастся собрать целую группу, рвануть далеко и надолго, взорвать сцены и чужие сердца. На тебе – клавишные и вокал, на мне – бас. Лирику мы делим пополам, уверенные в том, что совместные усилия дадут нечто по-настоящему прекрасное.
Иногда мне кажется, что мы словно инь и ян. Во мне – бесконечная стихия, сжигающая изнутри абсолютно всё, в тебе – нужная мне сталь и сдержанность. Ты удерживаешь меня от последнего шага к обрыву, а я . . . я просто благодарен тебе за то, что не даёшь пасть ещё ниже. У меня нет друзей и, вероятно, не было. Всё, ради чего я живу, – моя гитара да беспорядочно исписанные листы бумаги. Но ты действительно показываешь мне, как чертовски сильно я ошибаюсь. Я никогда не называл тебя другом. Более того, я могу вести себя как последняя скотина, срываясь по каждому пустяку и вываливая на тебя абсолютно все собственные проблемы, жалуясь на испорченные отношения и «меня снова использовали, как забавно». Я никогда не прошу помощи, потому что считаю, что это унизительно. Но почему-то именно ты мне её всегда и даёшь. Момент, когда из простого приятеля, разделяющего мои увлечения и интересы, ты стал для меня настоящим и, пожалуй, единственным другом, я безбожно упустил.
Порой мне кажется, что тебе со мной рядом делать нечего. Ты слишком серьёзный, сдержанный, расчётливый, в твоём взгляде – не свойственная твоему возрасту сталь и решительность. Но каждый чёртовый раз я понимаю, что без тебя, без твоей поддержки, без твоего совета, прилетающего иногда в мою сторону в качестве очередного пинка и громкого ругательства, мне уже никак. Идиоту Нам Тэхёну катастрофически нужен наставник. Идиоту Нам Тэхёну катастрофически нужен ты, Кан Сынюн.

• ТРЕБОВАНИЯ/ОБЕЩАНИЯ •

❖ очень, о ч е н ь туманная и расплывчатая заявка, которая преимущественно касается отношений тэхёна и сынюна #ой но думаю, в целом суть ясна: мне действительно нужен прежде всего друг, наставник, тот, кто серьёзно возьмётся за осуществление мечты намтэ, потому как он сам, в одиночку, сделать это не в состоянии.
❖ биография, характер – всё лежит на вас. сынюн – чистый лист, на котором вы можете написать свою собственную историю. однако кое-что я всё-таки указал. то, за что настоятельно советую зацепиться: сынюн мне видится исключительной противоположностью тэхёна. пусть они, предположим, и одногодки, но кан так или иначе берёт на себя ответственность быть старше и мудрее во многих вещах. тэхён очень переменчивый, его кидает из крайности в крайность, он не перерос свой юношеский максимализм. сынюн время от времени должен всё-таки давать ему отрезвляющие подзатыльники :’д  в остальном же вы полностью свободны. всё-таки персонаж прежде всего ваш, и развивать его – только вам.
❖ замена внешности невозможна. серьёзно, заявка писалась для сынюна, под сынюна, ради сынюна. и никак иначе.
❖ игрой, будьте уверены, обеспечу. размер постов не имеет никакого значения, главное – качество. поскольку персонаж ищется в качестве напарника и товарища, то будет здорово, если сынюн не останется привязанным исключительно к тэхёну. обзаводитесь связями (правда, я очень настаиваю на этом), ломайте или устраивайте собственную судьбу, как вам того захочется, а я поддержу своего бфф в любой, даже самой безумной идее :’д
❖ ещё один важный момент. в дальнейшем планирую написать ещё пару заявок на предполагаемых участников предполагаемой группы, поэтому имейте сей момент в виду. есть возможность связать сынюна более тесными связями с кем-то из, если возникнет желание. а, возможно, вы просто приведёте кого-нибудь с собой. было бы вообще потрясающе :’д
❖ графика прилагается. я не бог фотошопа, но без внимания точно не останетесь ккк.
❖ при любых вопросах обращайтесь в гостевую, а там я уже прибегу с воплями счастья и радости и выдам вам связь для более подробного обсуждения как персонажа, так и планов на него. я совсем не кусаюсь. и о ч е н ь жду сынюна, правда-правда.
❖ ну и напоследок. просто любите его, хорошо? я очень надеюсь, что человек, решившийся взять кана, не бросит его спустя пару недель. серьёзно, он потрясающий, удивительный, прекрасный. мне очень хочется, чтобы сынюна любили так же, как люблю его я. вдохните в него жизнь, прошу ♥

• ПОСТ ЗАЯВИТЕЛЯ •

У Тэхёна мутно перед глазами, в голове, где-то даже внутри, возможно, на уровне того места, где должно биться сердце, где оно, собственно, и бьётся в тахикардически неправильном ритме, под стать тому, что выворачивается нестройно-рваными битами наизнанку прямо здесь и сейчас. Дорога впереди расплывается то ли яркими пятнами неоново-жёлтого и синего, то ли вовсе отсутствует, и он не идёт – обводит кончиками пальцев шероховатости стен, жмурится на свет чьих-то мигающих фонарей, сжимается от резких звуков и, наконец, просто плывёт по течению этой вакханалии, которая уносит невесть куда и невесть во что. Тэхёну, впрочем, всё равно. Куда, с кем, зачем. Свобода дышит в нём тяжёлым клубами белого дыма и пьяным смехом на каждую тупую шутку, отпущенную им же. Свобода дышит в нём неконтролируемо сильным желанием ломать, крошить, уничтожать: рамки, законы, мораль и, пожалуй, чуть-чуть, но себя. Нам Тэхён не то чтобы думает, что в жизни его всё потеряно, и остаётся лишь лениво, но со вкусом добивать, мол, давай уже, немного осталось, чёрт возьми. Нам Тэхён умудряется мыслить прямо противоположно и безбожно абсурдно, что считает, несмотря ни на что, позволительным для его sweet eighteen, которые если и sweet, то скорее с потерявшейся где-то рядом частью-тенью bitter. Живи, как хочешь. Делай что хочешь. Будь тем, кем хочешь. Тэхён не определился, чего хочет точно, но на часах уже двадцать три ноль ноль, а в кармане куртки ровно столько вон, сколько хватит на дешёвый алкоголь после очередного визита в музыкальный магазин и забитого до невозможности рюкзака с винилом. Через двадцать три минуты, шаря длинными пальцами всё по тому же карману, он не находит ничего, кроме помятой пачки сигарет, но на полу в крохотной комнатке мужского общежития – почти хеопсова пирамида из почти пустых бутылок. Очередная пьянка, вписанная насильно в формат приятного отдыха в рамках исключительно избранных, и Нам искренне не понимает, какого чёрта оказался не вне, а среди, да ещё и с обчищенными карманами. Жизнь – штука странная, но об этом думать хочется в последнюю очередь. Да и в принципе думать особо не хочется: Тэхён скалится каждому цепляющемуся за него взглядом улыбкой, превышающей все допустимые границы наглости, перебирает струны притащенной за каким-то чёртом собственной гитары под шумы нестройной музыки, которую, если честно, он считает сущей какофонией, но предложения «поставить своё» маркируются как «keep calm and go fuck yourself» и если честно, Тэхён искренне не против того самого, но явно не по отношению к себе же. Мутный взгляд раскосых глаз с путающейся в ресницах длинной, кудрявой, выжженной чёлкой истерично бегает от угла к углу и ищет себе жертву. Находит. Но есть ли смысл?
Весь смысл Нам Тэхёна безбожно потерялся где-то в пограничных областях между сном и реальностью, между прошлым и настоящим, между ним самим и вынужденной потребностью соответствовать каким-то там нормам. Он не хочет искать его и не ищет, живёт одним лишь днём, учится кое-как, а по вечерам устраивает в комнате собственного общежития, открыв настежь окно и свесив ноги с подоконника, собственный соло-концерт, перебирая тонкими, заклеенным пластырями пальцами струны «своей детки» – чёрной гитары, или же безбожно и нахально прожигает остаток молодости с её вечными «хочу и точка» в бесконечных пати в узком круге тех личностей, которые известны не самым примерным и достойным поведением, но Тэхён отчего-то находит их особенными, смотрит не как на потенциальных друзей – скорее как на потенциальных жертв своих жалких попыток почерпнуть где-нибудь, неважно где и как, вдохновение. 
Тэхён отчего ставит себя выше всех остальных. Тэхён – художник своей отвратительно неправильной жизни, творец, чёрт побери. И здесь и сейчас ему нужен тот самый импульс, который заставит не быть, не существовать, а чувствовать.
Быть может, именно поэтому за Ким Намджуна, сидящего напротив, он не цепляется. Намджуна он взглядом буквально царапает, оставляет исполосованным каждый уязвимый участок кожи, а порой вонзается слишком глубоко и скалится, облизывается по-хищнически страшно моментами. Ему внезапно даже для самого себя кажется, что одноклассник каким-то образом способен «оживить». И дело даже не в том, что в их прошлом и отчасти настоящем слишком много намджуновских синяков на тэхёновских запястьях. Просто Нам Тэхён сам не свой, алкоголь лишь отравляет кровь и вызывает побочные эффекты, самый страшный среди которых – желание взять эту грёбаную жизнь полностью в свои руки и нагнуть. Он не будет жалеть. Стыдиться. Краснеть. Просто пальцы дрожат от напряжения, а спаянные воедино нервы расходятся по швам. Бросить вызов – всё равно, что сделать вздох. А Тэхёну отвратительно скучно, настолько, что бросаться во все тяжкие – вполне себе нормально.
За Намджуна он не цепляется. Скорее хватает почти намертво, ибо право, вообще-то, имеет. Они друг другу никто. И это самое «никто» – самое удобное в любом случае. Удобное, потому что так приятно, оказывается, крутить друг друга в руках, словно игрушку, дёргать за верёвочки по очереди и не думать о сгорающем вчера и почти проёбанном сейчас, ложащемся пеплом под нагрянувшее завтра. Намджун видится Тэхёну как неплохой способ выбраться из затягивающей трясины абсолютно беспросветной скуки и возможность набраться опыта, сублимировать эмоции, пережитые вместе, поделённые на двоих, в рваные звуки таких же рваных струн. И странно, но в голове репитом заедающее «crawling back to you» (по меньшей мере иронично, потому что «приползать» к Намджуну в самый херовый отрезок своей жизни это так, кажется, правильно), и Нам искренне ненавидит свою привычку привязывать музыку даже к людям, даже к Намджуну, который, он уверен, лишь этап в его жизни, и это взаимно как никогда. Пара взглядов, рука на плече, выразительная улыбка последней бляди. Не понимает и понимать не хочет, потому что наутро он забудет, как и забудет Ким. Но проверенная годами система даёт сбой, выкладывает ошибку, а на устах Тэхёна отпечатывается смачное «какого хуя ты обращаешься со мной, как с последним дерьмом?». В глазах у Намджуна – океаны беспросветной ненависти и отвращения, и Тэхёну тонуть в нём не то чтобы хочется, но обратного пути уже нет, его тянет на самое дно.
Он не привык слышать «нет». «Нет» – удар куда-то под дых, осквернённое самолюбие и, более того, агрессия через край, воспитанная долгими годами притворства и профессиональной игры в хорошего мальчика. Тэхён просто хочется быть собой. Раздолбаем, которого мало что волнует, кроме как «sex, drugs  & rock’n’roll» Он хочет улыбаться не потому, что надо, а потому, что по-другому не получается. Он хочет брать от жизни всё и не беспокоиться о рушащих все планы отказах. Намджун – дефект в его идеальном плане, который явно мешает. «Видеть не могу твоё смазливое лицо. Свали по-хорошему, окей?»
Тэхён не помнит, каким образом оказался выволочен едва ли не за шкирку на улицу, не помнит, как «дополз» или же кто помог. Помнит лишь удары. Раз, два, три. И всё по лицу. Рассечённая губа саднит, кровь стекает по подбородку, Тэхён скалится и рваным движением размазывает её ладонью по лицу. На самом деле полез он сам, первый раз схватив Намджуна за футболку и врезав по лицу за каким-то чёртом самыми мерзкими ругательствами, какие только знает. Видимо, компенсация за проёбанную любовь всей жизни, хоть и Намджуна он не любит, но на эту ночь тот мог бы стать ей заменой. А затем – всё будто в расплывчатом слоу моушене. Ким бьёт с оттяжкой, но со всей силы, потому что над агрессией работать надо, но он этого, конечно же, делать не будет. По крайней мере не в этот раз. Тэхёну не больно. Ему похуй. Он цепляется запачканными бордовым пальцами за асфальт, пытаясь встать на ноги под гул собравшейся толпы, жаждущей кровавых зрелищ, кричит Намджуну о том, что тот конченный, что никому нельзя, им, Тэхёном, пользоваться, а этот уёбок попытался. Он оставляет тому на память пару красочных синяков, хоть и бить, если честно-то, не умеет. Зато с радостью подставляется под удары сам, будто бы от этого будет легче. Злость вскипает и перемешивается с мазохистским удовольствием. И да, кажется, такая жизнь ему нравится.
Чьи-то руки пытаются выцепить его, и Тэхёну явно не нравится: отмахивается, готовится развернуться и ударить в ответ, лишь бы оставили в покое, потому что Намджун, рвущийся к нему навстречу с ошалелой улыбкой психопата, задевает за живое и бесит неимоверно одновременно. Просто дайте, блять, им закончить. Тэхёну просто нужно выпустить пар и не дать себе задохнуться в эмоциях.
– Отвали, я сказал, – Тэхён едва на ногах стоит, но развернуться успевает. Как и успевает взбеситься ещё больше, потому что напротив – сосед по комнате, тот самый, от короткого всё выворачивается наизнанку, а по телу дрожь да электрически разряды. – Ты . . . – Нам усмехается, слизывает кровь с губ и смотрит в упор: Намджун теряет значимость. – Какого чёрта, убери руки, я хочу закончить, – но попытки вырваться оказываются ничтожно слабыми и скорее приводят к прямо противоположному: Чану сжимает его плечи сильнее, трясёт, словно куклу, и тащит в сторону. Где-то сзади продолжает сыпать оскорблениями Ким Намджун, и Нам Тэхён решает, что реванш состоится, но, похоже, не в этот раз. Что за блядская жизнь, в конце концов.
– Я сказал тебе отвали. От-ва-ли, – Нам дышит перегаром прямо в очаровательное почти что заспанное лицо Чон Чану и внезапно даже для самого себя усмехается. – Захотел – нажрался. Захотел – начистил рожу тому уёбку. Тебя это волнует что ли? Тебе и в жизни не понять, каково это, когда тобой пользуются, как шлюхой,  – Тэхён не собирается прогибаться под кого-либо, под младшего – тем более. Стоять на одном месте в его состоянии катастрофически тяжело, но он старается изо всех сил. Пусть Чану валит, куда хочет. Пожалуй, в этот раз приключения Нам Тэхёна должны закончиться где угодно, но только в одиночку. Но почему-то в голове попросту пусто. И не потому, что Нам пьян настолько, что даже способность думать кажется чем-то из разряда невозможного. Просто Чон Чану пиздецки похож на него.  Того, кого Тэхён искренне и глупо пытается заменить кем угодно и когда угодно, но у  него как всегда ни черта не получается.
– Как ты можешь быть таким, – немного жутко улыбается, переминаясь с ноги на ногу и предполагая, можно ли умереть от слишком длительного зрительного контакта с тем, кто всю жизнь при желании переломать может. Плюс лишь в том, что Нам Тэхён безбожно пьян, и последствия кажутся для него каким-то мусором под ногами, которого и не видно вовсе. Минусы же всплывать будут по очереди, чуть позже, когда до него уже с трудом, но дойдёт, что мысли вслух – не самая умная вещь в этом мире, и, видимо, ситуация уже сейчас поворачивается не так, как надо. – Но ведь ты же не такая скотина, как он? А? – пара неуверенных, шатких шагов навстречу, пальцы, цепляющиеся за чужую толстовку. Но по-прежнему на расстоянии. Нам Тэхён ни во что не верит да и не хочет. Ему просто интересно, кто этот Чон Чану, так чертовски похожий на сломавшего ему всю жизнь единственного «друга», к которому у Нама не самые трепетные, но самые сильные, быть может, чувства.   

заявка от Oh Sehun

Joseph Zeng Джозеф Цзэн Joseph / Джозеф, Йося Профессия в реальности актёр из Шэньчжэня ♥

· ХАРАКТЕР/БИОГРАФИЯ/ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ·

я не хочу ограничивать вас в создании персонажа, поэтому даю полную свободу в формировании характера и биографии Джозефа. вы можете сделать его со своими тараканами в голове, можете приписать ему неудачную любовь или небольшую жизненную драму, можете сами выбрать причину отправки парня из китая в юк. однако есть кое-что, что вы должны будете учесть, так как мы с Ханем надумали вписать в наши жизни этого красавчика не просто так. Джозеф и Хань — братья, скорее всего сводные, ведь надо как-то объяснить, почему у вас, братки, разные фамилии  

· ТРЕБОВАНИЯ/ОБЕЩАНИЯ ·

1. пожалуйста, не берите персонажа в качестве второй роли.
2. грамотность в постах, активность на форуме и вне её пределов, то есть, живое общение.
3. я сделаю тебе графику.
4. приходи ко мне в лс со своим постиком обязательно.
5. ты будешь любим ♥

· ПОСТ ЗАЯВИТЕЛЯ ·

DAFT PUNK – ARRIVAL

А сам веришь? хочется спросить Сэхуну, когда Десятый фразу эту дурацкую и жутко банальную произносит. Но понимает, что не выдавит из себя ничего, да и вопрос без ответа останется. Потому что у них с Луханом совершенно разные взгляды на происходящее. Младший губы в подобии ответной улыбки кривит и обратно к пульту управления поворачивается, будто сделать что-то хочет, но на деле совсем нет. Да и зачем, если корабль на автопилоте, за тебя все делает программа, функции которой так четко расставлены, что нарушить не получится, и сам компьютер умнее намного, он просто не позволит что-то изменить без одобрения главных и кода-ключа. У Сэхуна в голове сейчас такой сумбур, что он сосредоточиться на чем-то одном не может, вечно отвлекается на что-то, только для того, чтобы не думать, как они будут жить дальше. А вернутся домой когда? И что сейчас там, на Земле, творится? Ведь прошло немало лет с тех пор, как они покинули дом, родную планету. О до сих пор помнит, как обернулся назад, чтобы взглянуть на тысячную толпу, которая пришла посмотреть на отправку корабля E1X-02 в открытый космос, на войну, на с м е р т ь. Многие тогда понимали, что она станет сопровождать их.

Сэхун не трус, но он боится смерти. Боится не вернуться однажды домой, не увидеть больше добрую улыбку матери, отца, который будет узнавать, сколько Хун пробежал с утра (Семь километров? Ничего, до десяти осталось совсем немного, — хлопает по плечу подбадривающе и говорит, чтобы завтракать шел, а сам на работу собирается).
Сэхун семье не просто нужен, он им необходим. И сам он к ним двоим чувствует точно такую же привязанность и благодарность.

Вступив на палубу корабля, Сэхун будто растерял весь свой оптимизм и тягу к тому, что справедливость восторжествует, а зло будет наказано. Вместо этого все вытолкал страх и накрывший его пессимизм. Девятнадцатилетнему Хуну попросту одному не справиться с тем, что свалилось на него в один момент, стоило только увидеть войну, врагов, смерть, которая забирала всех без разбору, оставляя на вражеской земле истекать кровью и от боли изнывать, прося о помощи или о том, чтобы добили скорее, потому что чувствовать это просто невозможно.

И тогда ему кажется, что у него есть два выхода. Первый — это тот, где он так и продолжает дальше прятаться от всего на свете, убегать от неизбежности и молиться на то, чтобы попросту пронесло, что им помогут другие отряды, защитят и не дадут сгинуть в огне врагов или вакууме космоса, где обломки корабля вместе с обугленным телами либо будут парить в вечной пустоте, либо рухнут на одну из ближайших планет, растворяясь в атмосфере (так или иначе ты будешь забыт). Вторым выходом будет тот, где Сэхун, наконец, поймет, что он эгоист чертов и что он такой не один, кто обратно хочет, кто скучает по близким и любимым, и что своему делу нужно посвятить жизнь, чтобы потом вернулись домой все (даже если без тебя).

Шестой поднимается из-за пульта управления, потягивается, разминая затекшую спину, а потом делает несколько шагов, обходит мелкие препятствия в виде стульев и другой техники, чтобы потом оказаться перед огромной стеклянной стеной. Их корабль, по сравнению с планетой, по орбите которой они буквально плывут прямо сейчас, такой маленький, незаметный совсем. Но при этом планета эта, красивая такая, отдает нежно-голубыми оттенками, светится в разных местах и взгляд свой к себе притягивает, что даже оторвать невозможно, но щуриться приходится, потому что вспышки света по глазам бьют. Наверное, ради того, чтобы увидеть подобного рода красоту, и стоит бороться за свое существование?
Натягивая рукава свитера на кисти рук, Сэхун поворачивается боком назад, чтобы на Луханя взглянуть и рукой махнуть, подзывая к себе, чтобы он тоже взглянул, как красиво это выглядит. А сам Хун будет украдкой смотреть на лицо Луханя, на котором церулеум отражаться будет.

— Спасибо тебе, — запоздало немного, но все равно благодарит Луханя. Потому что Хань оказался для Сэхуна тем, кто даже обычными словами помог младшему сбросить с плеч тот груз, который ещё в самом начале вылета с Земли был взвален на плечи девятнадцатилетнего Шестого.

заявка от Kim Joonmyun

Do Kyungsoo До Кёнсу D.O Профессия в реальности мембер exo.

· ХАРАКТЕР/БИОГРАФИЯ/ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ·

Взрослый не по годам – это определенно про До Кёнсу. Дио с самого детства отличался серьезностью и скрупулёзностью по отношению к вещам, которые его сверстников совсем не волновали. Он до смешного чистоплотный и аккуратный, а о его любви к порядку и структурированию можно слагать легенды, из-за чего порой жизнь с ним под одной крышей становится не самой легкой миссией, особенно учитывая то, насколько он упрям и уверен в том, что его жизненные приоритеты априори правильны. Каждой его вещи отведено отдельное место, которое не меняется из года в год, а каждый его день в его мыслях расписан до самых незначительных деталей. Он не любит шум и действительно наслаждается тишиной и спокойствием. Нельзя сказать, что Кёнсу – человек необщительный и закрытый, ни в коем случае. Он ценит своих немногочисленных, но верных друзей, но не выносит, когда в его личное пространство вторгается кто-то посторонний, особенно если этот кто-то отличается особой назойливостью. При встрече с такими людьми ангельскому терпению Дио приходит конец, и он взрывается, превращаясь в маленького дьяволенка с пронзительным взглядом, который готов крушить все на своем пути. Но это не делает его плохим человеком в чужих глазах. Сухо и вовсе уверен, что Кёнсу – лучшее, что случалось с этим миром. Дио удачно сочетает в себе такие положительные качества, как доброта, искренность и честность. Ему действительно нравится заботиться о любимых людях и делать все возможное для создания их комфорта. Кёнсу – юноша не слишком разговорчивый, правильнее даже выразиться, удивительно молчаливый. Он говорит только по делу, но его слова всегда звучат к месту, поэтому окружающие с радостью к нему прислушиваются. Дио в меру любопытен и любознателен, и его маленькие жизненные открытия приводят его в неописуемый восторг, который тут же отражается в его огромных и по-детски наивных глазах. Стоит отдельно поговорить о его манерах. До огромное внимание уделяет правилам этикета и всегда разочаровывается, если его знакомые нарушают их в его присутствии. Он вежлив, доброжелателен и учтив с каждым знакомым, чем моментально располагает к себе, но длится это ровно до тех пор, пока собеседник не начинает его раздражать по уже известным причинам. Дио с огромным трепетом относится к своим привычкам, различным традициям, а также семейным ценностям, которые привили ему его внимательные родители. Он чувствителен и даже в некоторой мере обидчив, и, несмотря на его проблемы с контролем гнева, у него чистая душа и очень нежное сердце. Однако не так давно Кёнсу нашел способ избавления от ненужной агрессии и со всем своим юношеским энтузиазмом ударился в кулинарию. Дио поразительно нравится готовить, и он находит в этом прекрасный способ сохранения спокойствия в стрессовых ситуациях.
Семья До отличается большим достатком и является весьма известной в высших кругах Сеула, как и семья Сухо, поэтому познакомились они задолго до поступления Кёнсу в академию и сохраняли нейтрально-приятельские отношения на протяжении долгого времени. Когда Дио стал учеником старшей школы, Чунмён заметил его и занял роль его заботливого сонбэ, что способствовало их большему сближению. И именно Ким привел в компанию старших своего младшего друга, который не так уж быстро нашел общий язык с дружной компанией Сухо в силу совершенно непохожих характеров ее членов. Ему пока тяжело привыкнуть к тому, что его регулярно пытаются расшевелить или склонить к каким-то не свойственным ему действиям, но ему определенно нравится его нынешний круг общения.

· ТРЕБОВАНИЯ/ОБЕЩАНИЯ ·

Просто приходите, правда. Я полностью ручаюсь, что Вы не пожалеете, потому что Вас тут ждет целая компания замечательных игроков, которым безумно не хватает Додо. Будьте уверены, что без игры Вы не останетесь, потому что мы обещаем Вам интересные сюжеты, направленные на развитие персонажа, а также прочие приятности в виде графики и душевного общения. Мы совсем не ограничиваем Вас в видении персонажа, конечно же, вдобавок ко всему прочитанному Вы можете наделить Кёнсу [который, к слову, должен быть первоклассником] теми чертами характера и увлечениями, которые хотите в нем видеть сами. Единственные наши требования ничем не отличаются от стандартных – это, разумеется, грамотность, качество постов и стабильный онлайн. Вдохновения Вам. 

· ПОСТ ЗАЯВИТЕЛЯ ·

[пост, как вы уже догадались, мой, но, если Вы желаете, мы можем предоставить Вам посты остальных Ваших потенциальных соигроков]
Он старается сделать дверной хлопок как можно тише, чтобы лишний раз не пугать Минсока. Они живут в этом месте уже месяц, но все равно прислушиваются к каждому шороху и вглядываются в каждый угол, боясь увидеть затаившихся там врагов. Жизнь в вечном страхе развивает манию преследования и заставляет рассудок постепенно рассыпаться на части, но они держатся, пытаясь убедить не только друг друга, но и самих себя в том, что все будет хорошо.
Мир Чунмёна всегда был очень маленьким, по-настоящему крошечным, не выходящим за пределы размеренного течения его жизни. В его мире не было места вещам, не поддающимся его понимаю. Он никогда не отвергал того, что было ему чуждо, но старался сторониться и избегать этого. Он не знал точно, почему снова и снова поступал так, упуская ценные возможности вырваться из порочного круга рутины, в который он попал еще подростком, когда идеально воплощал собой понятие «хороший парень – примерный ученик», но что-то в привычном всем слове «перемены» невыносимо пугало его. То ли он боялся лишиться того, что судьба подарила ему [хорошая семья, неплохая работа и масса свободного времени, которое он посвящал любимым занятиям – это ли не счастье], а то ли просто не хотел двигаться вперед, предпочитая топтаться на месте и довольствоваться тем, что он имел. Но его небольшой и спокойный мирок разрушился в ту самую секунду, когда ему пришлось столкнуться с тем, что изменило его жизнь до неузнаваемости.
Чунмён, будучи ребенком, часто представлял, будто имеет некую силу, отличающую его от всех, но с возрастом он напрочь растерял способность мечтать о том, что не укладывается в голове. И он бы никогда не вспомнил о том, что когда-то давно хотел помогать людям, как супергерой, если бы в квартире его соседки однажды ночью не случился пожар. Чунмён слабо помнит, что тогда произошло, в его памяти остались лишь обрывки того, как он врывается в горящее помещение, которое тотчас же начинает заливать водой. Пожарные удивленно разводили руками, оказавшись не в силах объяснить, почему к моменту их приезда огонь был почти полностью погашен, а Чунмён старался об этом не думать. Он списывал произошедшее на какую-то аномалию или же счастливую случайность, настойчиво отвергая навязчивую идею, предательски отказывающуюся покидать его мозг. «Это был я».
Сухо бежал от этого ровно до того момента, когда им впервые овладела такая злость, что он был готов крушить все, что попадется ему под руку, а виной тому – идиот-начальник, который ежедневно пытался вывести из себя обычно такого сдержанного, спокойного и славящегося мягкостью характера подчиненного. В глазах Чунмёна горело пламя, в горле клокотала кипящая ненависть, а кулаки его непроизвольно сжимались до тех пор, пока незаслуженные придирки и выговоры начальства не стихли, сменившись странными звуками, которые моментально привлекли внимание окружающих. Тот момент Чунмён до сих пор помнит так ярко, что порой вздрагивает по ночам, когда подсознание вновь решает напомнить ему о том, кто он есть. Тогда его руководитель схватился за горло и согнулся пополам, а затем и вовсе пал на колени, умоляюще смотря на всех присутствующих и задыхаясь. Он тянулся к Чунмёну, хватал его за ткань его брюк, прося о помощи, а Мён просто стоял и не знал, чем может ему помочь. Потому что просто не понимал, что происходит, в растерянности озираясь вокруг, пока глаза мужчины наливались кровью, а вокруг него собиралась толпа зевак, в которой нашлась пара человек, которые упорно пытались ослабить туго завязанный галстук. А когда изо рта босса вырвалась вода, внутри Сухо что-то с треском сломалось. Страх овладел им и заставил в тот же день написать заявление об увольнении, списав это на разногласия с начальством, и то был страх осознания жуткой правды, которая скрывалась все это время где-то в глубине его сознания и заставляла его бояться лишний раз взглянуть на себя в зеркало, чтобы не увидеть в отражении монстра. К счастью, едва не захлебнувшийся мужчина выжил, а вот для Чунмёна произошедшее не значило ничего, кроме скорой смерти. И он понял это тогда, когда в его скромную квартиру ворвались люди в бронежилетах и шлемах, скрутившие и вырубившие его. Он молился лишь об одном: чтобы его участь была безболезненной. Но у тех, кто схватил и вырвал его из привычного ему мира, были совершенно другие планы на этот счет.
Его разбудил яркий свет, слепящий глаза и лишающий зрения, за частыми вспышками которого последовала такая боль, которую Чунмён никогда не испытывал. И если бы он мог закричать, он бы непременно это сделал, да так, что в его легких бы не осталось воздуха, вот только его предусмотрительно лишили этой возможности, при этом оставив все чувства рабочими, будто бы решив поиздеваться. Он не мог пошевелиться или издать хоть какой-то звук, но внутри его разрывало на части. Люди в белом вводили в его кровь какие-то препараты снова и снова до тех пор, пока он не отключился от ощущения течения расплавленной стали по венам. И, наверное, он бы сошел с ума от всех пыток, которым его подвергали раз за разом, если бы не человек, в камеру которого его бесчеловечно бросили приходить в себя.
Как Чунмён понял впоследствии, Минсок никогда не был особо разговорчив, да и он сам наплевал на присущую ему общительность и предпочел первое время контактировать с соседом как можно реже. Потому что на это у него не было ни сил, ни возможности, ни малейшего желания. Там, в четырех стенах, неестественная белизна которых резала глаза и доводила до помешательства, он просил о прекращении этих мучений любым способом. И Чунмён не знает, до чего бы это довело его, если бы Минсок не решил попытаться хоть как-то подбодрить его в тех условиях, где они оба оказались. Конечно, это выглядело неловко и неуместно, но Ким тогда впервые за время его заточения почувствовал себя не одиноким. Их хрупкая дружба, переросшая в дальнейшем во взаимовыгодное партнерство и даже нечто большее, о чем Чунмён упрямо старается не думать, началась с того, что они стали делиться пережитым. Они стали друг для друга единственной отдушиной после тех необъяснимых экспериментов, жертвами которых они являлись. Сначала темы их разговоров ограничивались пересказами того, что им пришлось испытать, оказавшись  бок о бок в камере, затем они перешли на беседы о прошлом, из которых узнали не только то, как впервые начали проявляться их силы, ставшие их проклятьем, но и многие моменты их когда-то счастливой и беззаботной жизни. Это помогало им отвлекаться и отстраняться от окружающих их ужасов, пока из соседних камер раздавались крики обезумевших заключенных. Их силы занятным образом дополняли друг друга, и это поднимало Чунмёну настроение в самые безрадостные моменты. Они оба знали, что надежды на спасение практически не осталось, и, наверное, даже смирились с этим в глубине души, перестав сопротивляться неизбежному. Но надежда все же была, и имя ей было Бён Бэкхён, который в одну из очередных бессонных ночей отворил дверь их камеры и проложил им путь на свободу.
Чунмён знал Бэкхёна лишь как начальника охраны того злосчастного места, но для Минсока он был давним другом, который рискнул собой ради спасения близкого человека. Поэтому Ким, который отныне скрывался в богом забытой глуши вместе с Минсоком, часто вспоминал о нем и о долге, который ему теперь никогда не выплатить. И хотя Бэкхён все тщательно спланировал и организовал, прежде чем позволить двум подопытным сбежать, это не отменяло того факта, что за ним с Минсоком все еще велась охота. Неизвестно, сколько времени этим людям понадобится, чтобы обнаружить их, поэтому Чунмён не чувствовал себя защищенным даже теперь, когда у них есть хоть какая-то крыша над головой. Однако Минсока это тревожило еще больше, поэтому Чунмён считал своей обязанностью хоть как-то помочь ему начать жить заново, из-за чего он всем видом старался показать ему, что верит в их безопасность и сохранность их жизней. Да только Минсок не был дураком, чтобы поддаться убеждениям своего товарища по несчастью, которые даже он сам не считал правдой.
Трудности, выпавшие на их долю, стали для Чунмёна испытанием ничуть не легче проводившихся над ними экспериментов, но все же это было лучше, чем гнить в камере и видеть то, как ставший тебе родным человек стремительно угасает. Им пришлось ночевать, где попало, избегать всяких контактов и даже воровать в попытках добыть себе пропитание. На одном из таких мелких преступлений их поймала одна старушка, которая, увидев их оборванный и вызывающий жалость вид, помогла им, предоставив работу. Чунмён был рад любому шансу вернуться к нормальной жизни, пусть даже для этого ему бы и пришлось перемыть тысячи гор посуды, что и было одной из его многочисленных обязанностей на предложенной ему должности. Благодаря заботе Бэкхёна, у них появился небольшой дом. И, хотя они работали в поте лица, загоняя себя, чтобы прокормиться,  ощущение опасности никак не покидало их ни ночью, когда они, убитые работой, засыпали почти сразу, несмотря на тягостные мысли, ни днем, когда у них просто не было времени думать о чем-то постороннем, кроме обустройства их скудного быта. Чунмёну казалось, что, вырвавшись из одной ловушки, он тут же оказался заперт в другой, и, чем больше он думал об этом, тем дальше уходил он от выхода из бесконечного лабиринта, в который он попал, когда ему присвоили номер и повесили на запястье ненавистный ярлык.
Когда Чунмён запирает дверь и устало прислоняется к потертой стене, на миг прикрывая глаза, он слышит голос Минсока, ставший за время их знакомства настолько привычным, что у младшего не раз создавалось впечатление, будто он знает этого парня, умеющего замораживать предметы, едва ли не всю жизнь. Минсок выглядит так по-домашнему с этими чуть взъерошенными волосами и мелкими каплями воды на одежде, что Сухо вымученно улыбается.
– Все было нормально, ничего особенного, - уверяет Чунмён соседа, проходя в комнату и ставя сумку со скудным набором продуктов у раковины, – Я купил кое-что, надеюсь, этого хватит на пару дней, - Сухо открывает кран, из которого с характерным звуком и небольшой задержкой начинает литься ледяная вода, и моет руки, стискивая зубы от холода. Ничего, это мелочь по сравнению с тем, что пришлось им пережить, и он старательно не обращает внимания на нее, пока его ладони не начинает покалывать. Чунмён уже на протяжении нескольких часов мечтает рухнуть на кровать и провалиться в сон, и, желательно, чтобы рядом с ним был Минсок, но у судьбы, судя по всему, другие планы, потому что Минсок с волнением оповещает его о приходе на их телефон сообщения от Бэкхёна. Услышав имя начальника охраны, Чунмён напрягается – их спаситель ни в коем случае не написал бы им без острой необходимости, значит, случилось что-то серьезное. Минсок принимается читать смс вслух, и Чунмён чувствует, что с каждым произнесенным словом его сердце норовит остановиться. Бэкхён мертв, мертв из-за того, что помог им, а их уже ищут. Сухо знал, что их мирная жизнь продлится недолго, но, чтобы она оборвалась так внезапно и резко, он не мог представить. Чунмён встречается с расфокусированным взглядом Минсока и чувствует, как холод распространяется по его телу, а руки начинают неуместно трястись, но он собирает остатки воли в кулак и хватает старшего за плечи, концентрируя его внимание на себе. У них есть всего пара минут.
– Телефон брось, я заберу деньги, - низким голосом говорит Чунмён, радуясь тому, что они заранее подготовили свои копейки для подобного случая, – Уходим сейчас же.
Чунмён не успевает сунуть в карманы все сбережения, потому что все это время защищавшая их от посторонних дверь с треском разлетается на куски. Далее все происходит, как в замедленной съемке, совсем, как тогда, в его квартире. Минсок оказывается ближе к входу, поэтому ворвавшиеся в дом люди с оружием и дубинками в руках выбирают его своей первой целью. Ветхая мебель и стоящая на полках посуда с грохотом летит на пол и превращается в груду хлама. В горле Сухо застревает немой крик, и Ким устремляется вперед, поднимая руки. Вода появляется прямо из воздуха, сильной волной отбрасывая явившихся за ними людей к стене. Чунмён никогда не задумывался о том, что является источником его силы, быть может, все дело было в сильном выбросе адреналина, который сейчас заставляет его сердце биться с невероятной частотой, но пока его способность поддается хоть какому-то контролю, это кажется ему неважным. Чунмён взмахом рук создает стену из воды, вмиг становящуюся завесой, защищающей их от неприятелей, отступающих назад из-за боязни экстраординарной силы, и севшим голосом зовет Минсока, который, к счастью, понимает все без лишних объяснений и замораживает водное препятствие, делая его настоящей преградой. Это не сможет сдерживать этих людей слишком долго, но даст им с Минсоком несколько минут, чтобы постараться покинуть это место.
Единственным их шансом на спасение может быть черный ход, о существовании которого даже они прознали не сразу. Им не нужно обсуждать это – каждый из них мгновенно понимает, что нужно делать. Пока за их спинами слышатся выстрелы и удары, норовящие в любую секунду разрушить ледяную стену, Чунмён и Минсок мчатся к потайной двери. Всего один рывок – и они будут на свободе. Всего один шаг – и у них будет надежда. И именно этот шаг губит все.
Чунмён чувствует невероятно сильный удар в спину и оседает на колени от боли. Он хватает ладонями землю, пытаясь встать, но кто-то одним ловким движением разворачивает его лицом к себе и грубо поднимает за ворот толстовки. Один хук, второй, третий – Сухо чувствует во рту металлический привкус крови. Всего в паре шагов от него на земле лежит Минсок, с трудом защищающий себя от многочисленных ударов дубинками. Чунмён видит, с какой непозволительной жестокостью его друга избивают, пока его самого с каждым пинком превращают в податливую куклу, видит, как того хватают под руки и скручивают, лишая движения и вырывая из его рта болезненный вскрик.
– Нет… - обессиленно шепчет Чунмён, протягивая руку Минсоку и получая очередной удар куда-то в печень. Все не может закончиться так, после всех страданий, которые они вынесли. Он просто отказывается в это верить.