alicia may thornton
lily collins
► возраст: 18
► деятельность: второкурсница в университете
► родной город: О-Клэр
Моя майская девочка, первый ребёнок и мисс-обаяние. Такая солнечная, позитивная, эмоциональная и.. такая бунтарка! Впрочем, на первый и на второй взгляд по тебе этого совсем не скажешь, но, может, это как раз тот случай, когда внешность обманчива. Под милой, очаровательной и хрупкой внешностью скрывается бескомпромиссный и требовательный характер, упрямство и целенаправленное движение к намеченному пути. Ты никогда не прощала обид, но влюбляться, на горе отца, начала очень рано, и всегда всё заканчивалось одним сценарием: разбитое сердце, сожжённые подарки и побитая посуда. К счастью, ты никогда в этих отношениях границ не переступала, думая, что, всё-таки, нужно подождать того самого единственного. Ты не привязана к традициям, не цепляешься за прошлое и предпочитаешь решать всё сама, не прося помощи или чужих советов. Ты их вообще не терпишь и всегда поступаешь так, как считаешь нужным, а, может, просто вьёшь из матери верёвки, пользуясь своим первенством и зачастую надавливая на недостаток внимания, когда всё родительское уходит на младших. Между тем ты никогда не дашь в обиду своих сестёр и маленького брата, но это не мешает тебе всё же держать некую обиду на нас с матерью - и мы оба это чувствуем, но ничего не можем поделать. Кажется, уже менять что-то поздно, как и стремиться за полным доверием, которое ты уже вряд ли сможешь нам оказать. Ты любишь свою семью и готова защищать их до последнего вздоха, но в личном общении предпочитаешь друзей и приятелей, большие компании, но никак не родных. Всё-таки, как бы ты не утверждала обратное, мы прекрасно знаем, что ты никогда не простишь нам то, что мы не посоветовались с тобой, когда Элизабет рожала Вивьен, а затем Далласа.
Отсюда видимый протест. Ты не терпишь указаний и упрёков, ты редко появляешься дома, а если и появляешься, то запираешься в комнате и либо учишь уроки, либо переписываешься с друзьями и поклонниками до поздней ночи. Очень эмоциональна и весьма замкнута, отчего сложно понять, когда к тебе можно обратиться, а когда нет. Если у тебя плохое настроение, тебя лучше не трогать - ведь с теми, кто тебя не понимает, ты не будешь церемониться, и это мне всегда казалось плюсом, чем минусом. По крайней мере, с такой семьёй, деньгами и авторитетом ты должна вести себя так и не прислушиваться к тем, кто не очень заинтересован в твоих делах и делах компании. Тебе всегда нравилась гуманитарная сфера и творческая, и ты решила выбрать стезю переводчика/лингвиста, желая стать полиглотом и путешествовать по миру.
[float=left]
[/float][float=right]
[/float] И ещё, ты всегда была против деятельности "Thornton industries" - вегетарианка, любительница животных и экологии, ты была против вырубки деревьев и застройки новых домов, заводов и всего прочего, и если раньше я думал, что это максимализм и протест, то сейчас мне это кажется глупостью. Я хочу, чтобы моя дочь повзрослела и перестала страдать ерундой (вечный конфликт отцов и детей, верно?), но я не спешу говорить на эту тему, зная, что это не приведёт ни к чему хорошему. Ты начала встречаться с Робином Фицроем назло мне? Сложно судить, но у тебя получилось вызвать во мне ревность, да ещё и двустороннюю - так вышло, что с твоим парнем нас связывает сложная и запутанная история, где он влюблён на самом деле в меня, а я не хочу делить ни тебя, ни его даже... между вами. Кажеся, назревает ещё один конфликт, и я больше всего на свете хочу избежать его.
► дополнительно:
активность не требую, но посещение раз в неделю или три/семь меня не устроит точно. я не против общения за пределами ролевой, вроде мессенджеров или лс, обещаю интересные сюжеты. требую только логичность и грамотность, посты от 5к и желание развивать персонажа с;
Запомните: дружба важнее денег. Запомнили? Потому что только один человек во всём грёбанном мире подходит под это выражение в случае с Филом Торнтоном. И, как бы это ни было странно или подозрительно, или вообще ни в какие ворота, простите, не лезет, так быть не должно, это против всех стереотипов и правил, но этим человеком был средний на данный момент из Фицроев, один из двух главных рыночных конкурентов индустрии Торнтонов и один из членов семьи-основателей. Это всё чудесно, конечно, практически Ромео и Джульетта, если бы те были друзьями, а не возлюбленными, но не до крайности же доходить! И под "крайностью" Филипп имеет в виду просьбу товарища Фицроя устроить к себе на лето его пездюка — то есть, простите, сыночку-корзиночку — в свою фирму и показать, как надо работать руками и зарабатывать деньги. А уж кто-кто, так Торнтоны отлично с этой задачей справляются и работают больше остальных, как бы конкуренты не пытались доказывать обратное. Но коровы, допустим, всё равно дают молоко по расписанию, а вот из дерева каждый час изготавливается что-то полезное, да и на месте этого, между прочем, компания Тортонов производит какие-либо государственные заказы, вроде парков, торговых центров всё тех же Фицроев, на секундочку, или же школы и всё прочее. Незримая рука Тортонов, нависшая над всем городом, ничуть не является преувеличением — они и правда имеют весь город, влияя на многие сферы жизни и деятельности. Потому что, как бы экологи не возмущались и другие конкуренты, но семейство "лесорубов" держало в ежовых рукавицах всё, а после кончины отца, всё это свалилось на плечо одного лишь Филиппа, которому впору бы отпуск взять по-хорошему, и отдохнуть где-нибудь на Сейшелах, но он вместо этого, почему-то продожает въёбывать из последних сил и получать новые седины на голове. Такой вот он, Филипп Торнтон, бесчувственное животное, без сожаления вырубающее лес вдвое больше всех своих предшественников. Отвратительный человек в целом, да, ничегошеньки не делает и дорогие "Dunhill" курит, да элитные костюмы носит. Люди всегда были неблагодарными существами, и он к этому как-то привык.
Жизнь и не такое дерьмо подкидывала, так что, если разобраться, в просьбе той не было ничего из ряда вон выходящего или трудного. Всего лишь просьба Фицроя устроить его сына на временную работу в качестве профилактики и мужской закалки, показать все прелести настоящей работы и откуда же, всё-таки, деньги берутся — явно же не с потолка. И Филипп долго хохотал за кружкой пива, думая, что этот мальчик наверняка не держал в своей руке что-то тяжелее своего... Но, впрочем, мысль он эту не озвучил, а пошутил более тривиально, с чем согласился горе-папаша и хороший друг по совместительству, и Филипп согласился, подумав, что погонять парнишку по лесопилкам и научить мужской работе было бы неплохо. Как раз потренировался бы на нём, пока родные сыновья ещё недостаточно взрослые для этого, но только пока что-то как-то не получалось. Филипп вообще личность очень переменчивая.
В компании итак дел невпроворот, сплошные контракты, планы и долги, только и успевай раздавать да укладываться в сроки; а тут ещё и подработка нянькой, что Филиппу по началу совершенно не нравится. Этот мальчик, Робин, конечно, был способным и быстро всё схватывал, хотя Фил прекрасно понимал, что в свои шестнадцать ему хотелось бы на тачках крутых по городу гонять с девчонками, а не просиживать дорогие штаны в офисе не самого весёлого человека, разгребая бумаги и бегая хвостиком за боссом, который на него даже не обращал внимания. Что было, в общем-то, неправдой, потому как внимание он обращал — по крайней мере знал, что кто-то ходит рядом и периодически разговаривает с ним, строя голубые глазки, бог весть по каким причинам — но времени всё выкроить не мог. У Филиппа Торнтона просто не было времени, банально некогда было заняться мальчиком и объяснить ему что и как, поэтому, в лучшем отцовском духе, он скидывал "воспитание" своего кадра на специальных людей, кто и должен заниматься обучением, пока сам занимался финансами и документацией или же переговорами. Филипп постоянно обещал себе, что поговорит с Робином и обязательно объяснит что и как — и сделать это собирался на лесопилке — но до тех пор он на самом деле был чертовски занят, даже во время обеденного перерыва, и всё никак не мог выделить и пары минут. На самом деле Филипп считал, что в шестнадцать лет парень должен быть самостоятельным и не раскисать, потому как сам в шестнадцать уже давно зубрил учебники по экономике и часто присутствовал с отцом на его работе, и только на выходных позволял себе расслабиться и оторваться в весёлой компании. Классное было время, но сейчас его Филипп, к собственной грусти, не помнит.
У него четверо детей, одному из которых всего четыре годика, и Филиппу ни разу не кажется странным то, что он действует по той же схеме и с родными детьми — всё пытается выкроить время, но получается, мягко говоря, хреново. Хотя если и находит время, в основном, выходные или праздники, то дети ещё долго не забывают, как было весело и интересно с их отцом, с которым вообще заскучать трудно, если он решает организовывать какого-либо рода мероприятия. Для двоих ли, для восьмерых — не столь важно. Филу нравится общество, и общество разное, а потому он не против хоть каждые выходные организовывать крупные праздники или звать гостей. Последнее, кстати, бывает достаточно часто, компанию Филипп любит и не преминет возможностью встретиться с друзьями. Но он оставляет эти мысли вынашиваться до отпуска, которого нет уже вот как несколько лет, с момента рождения, может, третьего ребёнка даже — и продолжает заниматься бизнесом, пока всё-таки не вспоминает о том, что к нему приставили богатенького мальчика.
И вот несколько дней кряду он вертится с ним, по возможности показывая всё и объясняя попутно, обучая всем тонкостям ремесла и экономике, которую мальчику в любом случае придётся изучать — и Фил не худшее, вообще, пособие для такого, и не скучное даже, умеющее к детям подход найти, да и вообще к людям; а Робин этот, как ему кажется, настоящий аудиал, ибо на слух явно запоминает всё быстрее, чем письменно. Тем лучше. Филу нравилось говорить, ему нравились умные люди, готовые поддержать любую тему и переключаться также быстро, как и он, и возраст ничуть не был помехой. Робин оказался умным парнем, хотя с высоты своих лет воспринимать его серьёзно не всегда получалось. Младший Фицрой мало чем был похож на своего отца, и это Фил отметил почти сразу же, как пообщался с парнишкой.
И ещё он нашёл его крайне интересным, что странно, на самом-то деле, потому что Торнтона уже давно никто не интересовал, как личность, если дело не касалось финансов и каких-то деловых махинаций, где приходилось оценивать личные качества. Но может тут сыграл родственный фактор, а, может, Филиппу в последнее время часто было очень скучно среди ровесников и взрослых толстосумов в совете директоров и офисах, что молодая компания, ловящая взглядом каждое его слово, казалась чертовски интересной и даже волнующей. И к этому он пришёл случайно, во время одного из походов на лесопилку — первого, если быть точнее. Возможно, даже единственного, потому что Торнтон теперь уже не знает, насколько это будет безопасно. Стоило ему оставить Робина одного, чтобы на пару минут отлучиться поговорить с бригадиром, недалеко послышался громкий шум, падение и обеспокоенные голоса молодых рабочих, что Филипп сразу понял — с мелким, как обычно, что-то приключилось, и на этот раз серьёзно. Менее всего ему хотелось, чтобы Робин получил травму на, мать его, фамильной лесопилке, чтобы наутро в жёлтой прессе светились фото побитого наследника Фицроев и какие-нибудь отвратительные слухи о конкуренции и подстроенном несчастном случае.
Ну и ещё, конечно, его волновало здоровье сына своего друга, да и Робин ему понравился, добрый парень с широкой душой, живо интересующийся делами, даже если и они-то его интересовали менее всего. Филиппу пришлось поменять своё мнение, сложившееся на основе рассказов отца мальчика и своих первых впечатлений, а это он редко делал, вообще-то, его мнение мало что могло поменять. Собственно, когда-то давно точно также мнение поменялось и о Фицрое, его отце, с которым у Торнтона вначале, в далёком детстве, не заладилось. Всё из-за глупых предрассудков. И Филу нравилось менять мнение вот уже второй раз, и отныне, признав этот факт, он чувствовал ответственность и беспокойство за Робина.
— Вашу ж мать, какого хрена никто не следит за подростком?! — Фил зол, чертовски зол, неизвестно на кого — на Робина ли, на себя или на рабочих, которым было велено следить за несовершеннолетним и показывать ему, что и как. Ну и не разбрасывать казённые инструменты заодно, если уж на то пошло. Филипп бросается к Робину, обеспокоенно спрашивая его, что болит и где, и подхватывает одной рукой, чтобы помочь дохромать до ближайшей лавочки. — За аптечкой, быстро! Встали, блять, как на параде, технику безопасности нарушали бы хоть не в присутствии начальства. — Причитает Торнтон в привычной всем его нервной манере. Благо, хоть, никто не обижается. Но и лесорубам такой язык гораздо роднее и понятнее, тут и не так матерятся, так что это Филипп ещё дохрена вежливым выглядит, потому что при детях лучше не ругаться матом, сами понимаете. —Показывай рану, — кивает головой Фил на штаны Робина, и ему совершенно всё равно, будет ли парень их снимать или же закатает, но штаны-то не самые удобные, так что тут не угадаешь, какой вариант будет правильнее. Тем временем, один из лесорубов, имени которого Филипп не помнит, да и даже не удосуживается прочитать на бейджике, приносит аптечку, и Торнтон закатывает рукава, приказывая всем очистить помещение и оставить их с травмированным наедине.
— Ничего не сломано, не вывихнуто? Могу позвонить в скорую, если плохо, а если не очень, то сейчас обработаем. Что выбираешь? — ободряюще улыбается Филипп, тут же сбрасывая маску суровости, когда они остаются одни, и предоставляет свободу выбора собеседнику. Робин уже взрослый, пусть сам решает свои проблемы — и это тоже один из уроков жизни мистера Торнтона.
Или кем-нибудь. Хочу Биркоффа.
