susan una harlow
Abbie Cornish
► возраст: от 24 до 27 лет
► деятельность: на ваш выбор
► родной город: Ирландия, Дублин- Чистокровная ирландка. Этим фактом не гордишься ни разу.
- Ты не любишь правила. Ты не любишь пышные мероприятия. Ты - простая девчонка, которая почему-то родилась в семье богатых, воспитанных и требовательных людей. Отец пытался сделать из тебя второго робота: выпрямить сутулую спину, всучить в руки учебники, заковать грудную клетку в корсет. Ты долго сопротивлялась, надеялась, что родители отстанут, но они не теряли надежды. И ты терпела до того, как тебе исполнилось пятнадцать лет, а потом - сбежала. Путешествовать автостопом.
- Мама и папа отреклись от тебя и решили, что, даже появись ты на пороге нищая и в синяках, они никогда не дадут денег и не предложат помощи. Мне было немного досадно, что вечные ссоры и дележка ванной комнаты по утрам прекратятся, однако твой поступок мною не одобрялся. Ранее я проявляла любопытство, интересовалась тем, каково это, - хотеть оправдать свои ожидания, а не ожидания прочих. Наблюдала за тобой. И кто знает, что произошло бы далее? Я бы стала такой же? Бред.
- Я не знаю, что с тобой было больше пяти лет. Ты делала все, что хотела, получала или не получала образование, обзаводилась детьми или нет; главное, что в итоге приехала в О-Клэр. И здесь осела.► дополнительно:
Абсолютно единокровная сестра. Я думаю, что абсолютно единокровная, но отцы у нас с тобой, к сожалению, разные: твой - тот, с которым провела всю жизнь наша общая мать, мой - неизвестный никому грек, о родстве с которым никто, кроме вышеупомянутой матушки, не знает.
В какой-то момент у тебя будет напряг с деньгами, и я помогу, несмотря на то, что родители запретили мне это делать. А потом проблемы будут у меня, но о них, наверное, я лучше расскажу тет-а-тет, чтобы не разрушать интриги.ваш постОткуда Мирия могла знать, что Клэр любила мир?
Многие считали мисс Харлоу невыносимой, высокомерной и чрезмерно брезгливой женщиной, с которой нельзя было находиться в одной комнате больше пяти минут. Она разговаривала цитатами из учебников по этике и эстетике, не смела выйти на улицу с грязной головой и могла единожды посмотреть на собеседника так, чтобы потом в нем еще долго бы не просыпалась жажда общения. Клэр ненавидела людей и природу; точнее, она ненавидела аккуратно подстриженные кусты, выдрессированных животных и искусственных представителей человечества, которым нравилось играть в гольф, спускать деньги на кофейные столики за баснословные суммы и соблюдать строгость воспитания. Таков был ее мир. Она знала его хорошо, но не любила всем сердцем. Потому что в нем не было места для ошибок, глупых гримас и нелепых ситуаций – тех ситуаций, что мы видим в интернет-роликах. В нем не было свободы выбора, свободы слова, да и, чего кривить душой, просто – свободы. Клэр смела ощущать трепет и симпатию только за пределами стен и внимания прессы, но почти не знала об этом, потому что в спокойные места выбиралась раза два за всю жизнь. И сейчас, наблюдая за податливостью листочков сосны, доверяющих свою судьбу прохладным потокам воздуха, Джиа вспоминала не столь далекие времена.
Она ведь раньше была такой – свободной, непоседливой, с шилом в одном месте! Потом в ее судьбу вошли учителя, правила и охранники, завязывающие на хрупком теле узел из тяжелых цепей. С одного года до десяти лет Клэр сопротивлялась строгому воспитанию, однако не из-за чувства противоречия и острой жажды справедливости, а из-за невыветрившегося детского лелеяния таинственной Вселенной. В пылесосе находился фурычащий зверек, в повешенном на спинку стуле пиджаке – монстр, выползший из стенного шкафа; в людях – бьющая из недр души индивидуальность, подсвечивающая глаза. Когда Клэр была юной, она с чувством стыда прибивалась к самым непоседливым компаниям, чтобы сбросить оковы обязательств и стать счастливым ребенком. Даже не ребенком, совсем нет! Стать свежей девушкой, заливающейся краской при перехвате испытующего мальчишеского взгляда; стать девчонкой, медитирующей над листиками бумаги, на которых в скором времени должны появиться неумелые стихи. Стать… кем-то необремененным всей этой ненужной чепухой, которую любят мать и отец.
Однажды Клэр вырвалась. Ей исполнилось пятнадцать лет, когда в классе появился рыжий паренек, очаровывающий слабый пол остроумными шутками и глупыми фокусами. Он приехал в Ирландию из Англии; фактически, сменил одну очаровательную унылость на другую и стал главной мечтой молодых леди, пусть и не обладал идеальной внешностью. Флетчер Пьюрфой – так его звали – пересел за парту к Джие в период атрофии ее некогда чувствительной души. На тот момент она распрощалась со своеволием и переключилась на безукоризненное следование правилам, что нового соседа, по правде сказать, смешило до коликов. Он пародировал заученные наизусть из учебника фразы, произносимые гордой ирландкой, считая их неживыми и лживыми, подкалывал Клэр (она этого не понимала и злилась), советовал ей отречься от строгого воспитания, потому что жить с ним – все равно что не жить вовсе. Клэр ненавидела Флетчера. Клэр Флетчера презирала. Каждый урок химии давался с трудом, потому что стрелки часов двигались медленно и не хотели избавлять ее от мучений. А спустя какое-то время он стал липнуть к ней в коридорах, стараясь разгадать код харлоувского хладнокровия. Носительница с удовольствием хлопала дверью роскошной машины перед носом негодяя.
Она думала, что ненавидеть его будет вечно. Но осенью, возвращаясь домой пешком по секретной договоренности с водителем, девочка наткнулась на хулиганов. Те потребовали какую-то мелочевку: часы, мобильный телефон и золотую подвеску с ее именем. К счастью, ничего из желаемого им получить не удалось; Флетчер оказался рядом и, словно тривиальный герой женских романов, спас соседку по парте от неминуемого ограбления, получив фингал под глазом и сломанный нос. Клэр, не умеющая реагировать на бескорыстное добро адекватно, первые несколько секунд громко возмущалась и называла Пьрфоя «невероятным кретином», а потом внезапно спохватывалась и стыдила себя – Боже мой, Господи невероятный, и откуда ей знакомы подобные ругательства? Флетчер сказал, что кретин – это самое безобидное, что она могла придумать со встроенным внутрь цензором. И Клэр согласилась с ним, рассмеявшись на всю улицу.
Вот тогда она чувствовала любовь. Не к парню как к таковому, а к человеку и к миру, который он показывал. Особенно ей в память врезался ночной побег из дома, когда уютную кровать заменило поваленное на землю дерево, на котором было жутко неудобно сидеть. Горел костер, дым единым потоком валил наверх, нанизанные на палку зефирки (дань американским традициям) плавились и липли к зубам, но маленькая ирландка наслаждалась неудобствами. Терпела комаров, игнорировала подозрительные звуки, каждый раз убеждая себя в том, что страшной Банши из страшилок не существует, и пыталась найти в тьме клевер с четырьмя листами. Ей нравилось делиться любимыми традициями с Флетчером и неуклюже ожидать поцелуя, как сентиментальная девчушка. А Флетчер любил давать ей уроки, которые называл уроками свободы: она должна была кричать какую-нибудь глупость, пока они едут на машине с откидным верхом, или показывать язык мимо проходящему ребенку, или звонить на незнакомый номер, начиная разговор фразой «вам не нужно зеркало с покемонами?» В тот раз, в лесу, Пьюрфой выбрал примитивный для обычного человека метод обучения: пить глинтвейн у костра и танцевать вокруг него же. Из колонки маленького мобильника звучала песня «The Time Of My Life», мелодия которой менялась таким образом, что окутывала местность и романтикой, и ребяческим задором, подначивающим ноги совершать незатейливые па. Они танцевали намного хуже, чем герои всем известного фильма, но смеялись намного искренней.
Утром Клэр не смогла пробраться в комнату без лишнего шума; у нее было мало практики в подобных делах. Мать и отец, усадив ее за обеденный стол, начали выпытывать подробности. Узнав о реальных целях, преследуемых дочерью, они, кажется, смягчились на краткий миг времени, а потом потребовали – да-да, именно потребовали! – представить им молодого человека. Если он окажется удовлетворительной кандидатурой – Бог с вами, дети, занимайтесь непотребствами. Если не окажется – разговор окончен.
Флетчер не оказался. Он был небогат, слишком словоохотлив для людей харлоувского круга и, самое главное, не являлся ирландцем. Наверное, последний пункт родители выдумали для того, чтобы уничтожить призрачное «если» в отношениях влюбленных. Как еще объяснить тот факт, что спустя восемь лет Клэр вышла замуж за грека?..
Она помнила расставание с этим удивительным свободным парнем, не признающего цепей и сценарной жизни. Было тяжело грустно. Грустно и тяжело. «Как-нибудь увидимся», – писал Флетчер ей на телефон перед днем отлета. «Ты сам в это веришь?» – печатала Клэр.
Сообщение не отправилось.
Откуда Мирия могла знать, что Клэр любила мир?
Не иначе как чувствовала. Не иначе. Увидеть-то точно не могла.
– Думаешь? – искренне удивляется Носительница, чуть подпрыгивая на месте, чтобы поправить рюкзак. – А говорят, что по мне это не заметно, – по крайней мере, большинство тех, кто видел настоящий характер мисс Харлоу, считали ее перепившей «Стервозола» дамочкой с завышенными требованиями. И Клэр искренне не понимала: которая из ее ипостасей настоящая? Та, что видит Мирия, или та, что видят прочие? – Давай воздержимся от споров. По-моему, я тебе верю.
Их небольшое соревнование обрывается справедливой «ничьей». Ну, быть может, Джиа оказывается у пункта назначения позже на сантиметров этак пять-шесть. Она никогда не занималась легкой атлетикой и не бегала наперегонки с друзьями, хотя обладала нечеловеческой скоростью. Спасибо Тевмесской лисице! Непривыкшие к спортивной нагрузке легкие раскрываются, жадно поглощая свежий воздух, и на лице девушки появляется расслабленная, какая-то влюбленная улыбка. Влюбленная в свободу, наверное.
– Первый, – Клэр сбрасывает рюкзак и подбирается поближе к палатке, чтобы вбить колышек номер один. – Второй! – номер два идет за ним следом. Легкий ветерок, бушующий над поверхностью воды, треплет тонкие нити волос, в то время как сзади раздается звонкое «чирик-чирик», пронзающее собой, словно иголкой, густую небесную гладь. – Это оказалось легче, чем я представляла, – говорит Носительница, садясь на корточки и открывая рюкзак. На земле тут же оказывается пакетик с «маршмэллоу» – большими зефирками, предназначенными для поджаривания на походном огне. Да, черт возьми, это американская традиция, и ее очень стыдно соблюдать выходцам Ирландии, но разве лес кому-нибудь расскажет о грехопадении лисы? – Солнце медленно ползет к горизонту и, наверное, мы не успеем искупаться до того, как похолодает. Смотри, я предлагаю натаскать хвороста, отыскать в закромах зажигалку и проткнуть лакомство какой-нибудь палкой, чтобы безжалостно поджарить, – она чуть встряхивает пакетик с «маршмэллоу» и улыбается. – А потом… «правда или действие». Самое время играть в глупые детские игры.
Узнала бы мама – была бы в шоке. Но мамы, слава Богу, здесь нет.
Отредактировано Information Broker (25 марта, 2016г. 13:37)
