Юна была упряма. Настолько упряма, что Эйдан в который раз восхитился тому, насколько умная в быту девушка может быть столь по-глупому жертвенной по отношению к своим друзьям. Это было не похвально, с точки зрения Найта, это было очень необдуманно и глупо. Та девица, с которой рыжая Моурен нянчится как с писаной торбой, ничего из себя не представляет и ничем себя не проявила кроме повышенной истеричности и желания спасти свою драгоценную задницу любой ценой. Эта бабца явно не бросилась бы спасать Юну, таких стерв вроде этой Найт знал и видел насквозь, тогда зачем рыжая бежит в бой ради того человека, который не стоит и волоса с её рыжей головы?
- Она уже мертва, нам не нужен и твой труп тоже! – фраза, которой Эйдан попытался привести свою подругу в чувство, лишь вызвала ещё больше агрессии, глаза Юны загорелись недобрым огнём, она снова попыталась вырваться.
- Пусти меня!
- Нет, мать твою… Юна, прекрати это!
Ну на нет и суда нет… в следующую секунду прыткая Моурен пнула Эйда, причём так, что что-то между ног зазвенело рождественскими бубенцами… ну, то есть, броня зазвенела, а Найт, получив более чем чувствительный удар, согнулся пополам совершенно автоматически, на секунду отпустив руку девушки. Этого Рыжей хватило, чтобы вырваться, Найту было больно. Да и ещё б не больно – Моурен знала, куда нужно бить, чтобы никто не тронул, умная девочка, взращенная Омегой, и как только щиток брони не пробила?
Замах киркой, рука Юны не дрогнула, лезвие с силой рассекло воздух и вошло крогану в мягкую часть его лица, которую не скрывала дыхательная маска. Если бы кто-то сейчас обратил внимание на лицо Эйдана, то нашёл бы на нём выражение полнейшей растерянности и ужаса. Он предчувствовал, что последует дальше, и это не предвещало ничего хорошего, абсолютно ничего.
К бою присоединилась и ещё одна рыжая, что ранее молчала, когда всем остальным хотелось поговорить. Правда, она и сейчас ни слова не проронила, но биотика, которую она запустила в крогана, была довольно ярким доказательством её намерений…
Ударом с ног сшибли Юну, несколько охранников вскинули оружие, счёт шёл на секунды, адреналиновый имплант хлестнул в кровь порцию естественного нейромедиатора, время тут же растянулось, словно жевательная резинка под ногой после того, как ты случайно на неё наступил, но Найт не успел. Пулю, увы, он перегнать не смог, прикрыть Юну от ранения тоже. Врезался плечом выстрелившего охранника, сбивая его с ног, ударил по лицу, попытался вырвать оружие, но был остановлен ударом приклада по затылку, потом последовало несколько «догоночных» пинков по уже упавшему Найту, один из которых пришёлся по лицу. В голове зазвенело, время будто вовсе остановилось. Эйдан попытался подняться, но получил ещё несколько ударов, затем один из кроганов поставил на грудь Найта ногу, ткнул в лицо оружием, произнёс злую угрозу. Сразу стало тяжелее дышать... Остальное помнилось смутно. Слышались звуки выстрелов, крики, перед глазами всё плыло, весь кислород словно выбили из лёгких прямым ударом. На несколько секунд перед расфокусированным взглядом мелькнула рыжая шевелюра Юны (а может быть не Юны), их куда-то оттаскивали. Эйдан протянул руку, словно пытаясь схватить утаскивающего свой трофей охранника за ногу, но тут же снова получил прикладом по лицу. Свет померк.
***
- Поднимайся! – пинок по боку заставил разлепить веки. Глаз, заплывший огромным синяком, открывался плохо, - пошёл работать, сдохнешь! Встань, обезьянья рожа, жив раз. Иначе мы и тебя сожрать, ты понять?
Найт сомневался в своей «живости», но подняться, скрипя больным телом, всё-таки пришлось. На это ушла вся сила воли, что имелась в запасе, и немного дополнительной, вообще непонятно откуда взявшейся. Охранник выразился более чем ясно – работай или сожрут, встань или сдохни. Эйд кое-как стоял, держась за стену, когда ему снова в руки впихнули кирку.
- Работать, падла.
Убийца не мог ничего ответить, сейчас он даже губы, слепившиеся под слоем запёкшейся крови, не мог разлепить, чтобы ответить что-то внятное. Отдавленные и перебитые в кровь при избиении пальцы тряслись, удерживая орудие труда, боль была невыновимой, но она была ничем по сравнению с ужасом, который Найт испытал, когда оглядел пещеру. Юны здесь не было. Не было совсем. Чуть ли не впервые в жизни душу охватила странная паника, не поддающаяся описанию, происходило что-то странное.
Эйдана толкнули, пришлось снова браться за работу, хотя мысли были совсем не об этом, а работалось из рук вон плохо ещё и в силу физического состояния. Найту казалось, что он вот-вот упадёт, но пристальные взгляды охранников теперь следили за ними слишком подозрительно, поэтому приходилось терпеть. На водянистые мозоли, покрывшие ладони, можно было не жаловаться, и кроме них было проблем в избытке.
«Будь жива, пожалуйста, только будь жива…»
Юну либо добьют и закопают, либо пустят на корм работающим, от этой мысли стало ещё более жутко. Они ничего не могли с этим поделать, хотя хотелось метаться по пещере, реветь, словно раненому медведю… может быть, тоже проломить черепушки парочке охранников до того, как его успокоят пулей в голову.
- Идти, идти… Быстрра! – охрана подталкивала всех дулами оружия для ускорения процесса перемещения, сгоняя всех вглубь пещеры. Кажется, кому-то не терпелось применить его ещё раз просто так, для проформы, чтобы и помыслить не могли о побеге. Краем глаза, прежде чем его оттолкнули, заставляя направиться подальше от выхода,  Эйд успел заметить несколько саларианцев снаружи, неподалёку от пещеры, а затем всех затолкнули в тёмный грот, где нечем было дышать.
Далее сюжет разворачивался как в плохом анекдоте о том, как саларианец у крогана руккулукусу украл, только здесь всё было немного посерьёзнее невинной басенки с весёлым окончанием. Блестящая броня, выстрелы, завязавшаяся драка. Эйдан, всё ещё ощущающий себя живым лтшь наполовину, «помог» салариашкам расправиться с охранниками, так сказать, посильно. Орудуя киркой, руками и «природным обаянием». Последнее в связи с крайней расквашенностью физиономии помогало довольно плохо. Руководствовался Эйд при этом мыслью старой и прочной как мир – «враг моего врага мой друг». По крайней мере, так бывает во время боя… Но бой, аккуратный и явно перевешивающий силами в сторону саларианцев, завершился, и тут уже пришли другие мысли. Например то том, что новая беда может быть ещё хуже старой, хотя… хотя куда уж тут хуже?
- Пойдемте на корабль, до выяснения обстоятельств. Это приказ.
Если их заберут отсюда, Найт был готов топать куда угодно и под чьим угодно руководством. Что произойдёт дальше – уже дело десятое, а сейчас респиратор уж слишком давит на скулы, чтобы думать об этом. Но о кое-чём другом это думать ему не мешало…
- Там, где-то в помещениях есть ещё живые, - он специально сказал «живые», чтобы саларианцы откликнулись, - живые люди, рабы, им нужна помощь. Проверьте помещение, я могу пойти с вами и помочь, если нужно.
Об этом говорила и рыжая Эшли, но Найт не смог не повторить её просьбу на свой лад. Наверняка саларианцам было смешно слышать просьбу едва стоящего на ногах человека с обломками брони на теле и разбитым лицом, но Эйдану было всё равно, как он выглядит, он найдёт в себе силы, чтобы помочь.
«Главное – будь жива, оставайся живой, Юна, я умоляю тебя».

Отредактировано Aiden Knight (10 мая, 2015г. 22:46)

Никто Александре не помог. Собственно, а чего она ожидала? Что другие будут рисковать своей шеей ради незнакомого человека? Сейчас уже не век рыцарства, да и обстановка к этому явно не располагала. Охранник же совсем не церемонился, так что через пару минут Александру уже волоком ногами вперёт куда-то тащили по земле. Видела она всё словно в тумане: светлое помещение, пахло... кровью. Девушка не могла понять, её ли была эта кровь или кого-то другого из людей, которых тоже бросили рядом. По прошествии некоторого времени боль вроде бы немного утихло и у Александры возникло обманчивое ощущение того, что она может встать - но эта попытка дорого ей стоила - грудь тут же пронзила очередная волна боли и к тому же перехватило дыхание, а во рту она почувствовала вкус крови. Впрочем, головой она могла пошевелить - так что попыталась кое-как осмотреть себя и пленников: все они были с ног до головы перепачканы грязью, у кого-то были открытые раны, но на себе она таковых не видела - зато поняла по ощущениям, что сломано ребро... или может даже несколько. Всё выглядело очень плохо... Впрочем, пока она лежала спокойно, боль даже немного отступала, так что она предпочитала так и делать, концентрируясь на том, чтобы дышать как можно спокойнее - а потом можно будет и предпринять что-нибудь.
Она не могла точно определить время, но ей казалось, что прошло около пары часов, как вдруг дверь отворилась и появились саларианцы. Александра держала глаза прикрытыми, стараясь притвориться мёртвой или хотя бы без сознания - впрочем, саларианец проверил пульс.
- Эта жива. - инопланетяне стали поднимать её не слишком аккуратно, так что девушка не смогла сдержать крика - было безумно больно, - а буквально через секунду начала кашлять и буквально давиться кровью. Тогда саларианцы вкололи что-то - Мейнем было страшно и она даже пыталась руками оттолкнуть незнакомцев, но сил почти не было и не хватало воздуха, так что те легко вкололи то, что у них было в шприце. Девушка почувствовала приятный холодок, разливающейся по телу, и поняла, что страх был напрасным - в шприце был панацелин! Вскоре кто-то из саларианцев принёс носилки и уже более аккуратно её отнесли на космический корабль.
Она была не одна в помещении, но хотя к ней относились довольно бережно, на больницу в её понимании оно не слишком походило, да и врачей нигде не было - только её товарищи по несчастью. Алекс попыталась как можно глубже завернуться в одеяло, как будто это довало ощущение безопасности и наслаждалась возможностью хотя бы дышать нормальным чистым воздухом. Правда в голову ей постоянно лезли разные страшные мысли: начиная от того, какие страшные эксперименты саларианцы делают над людьми и заканчивая тем, что один из её "товарищей", у большинства из которых состояние было всё же несколько лучше, чем у неё, прямо сейчас разденет и изнасилует девушку, так что она постоянно ворочалась под одеялом.

Отредактировано Alexandra Meinem (10 июня, 2015г. 11:42)

Зачем я полезла? Пани еле видно поморщилась, чувствуя боль в правом плече. Вот черт. Ведь знала, что нельзя вмешиваться. Знала! Но не выдержала и сорвалась. Рыжая зло рявкнула на крогана, заодно успев оклематься и кинуть второй биотический удар. Не повезло: она промахнулась буквально в паре сантиметров.
Бл*ть. Я не удивлюсь, если здесь сдохну. Лицо девушки исказилось злой гримасой. Пошло все к черту. Если уж ей суждено здесь откинуть копыта, то лучше помирать с музыкой, весельем и не одной. Биотик чертыхнулась и уже приготовилась драпать в сторону противника и включать поле аннигиляци, но получила весьма хороший заряд пуль в ноги, едва только рванула.
Прощай, жестокий мир!
Молчать у нее не получалось. Да она и не старалась особо держать язык за зубами. Трис до потери сознания осыпала охранников оскорблениями, ругательствами и насмешками. В принципе можно сказать, что ей повезло. Кроганы били не так сильно, как могли бы (и хотели, ведь судя по выражениям морд им хотелось забить мешки с мясом и костями до смерти). Однако на несколько минут, уже в самом конце, Гёссе потеряла сознание.
Куда их потом тащили она, когда очнулась, не знала. Да и по правде говоря, ей было немного не до того. Когда у тебя в ноге и в плече пулевое ранение, а по телу многочисленные синяки и шишки, немного не до разведки местности. Вырываться рыжая не стала: не было ни сил ни желание. Кроме того, инстинкт самосохранения подсказывал ей, что лучше дальше притворится потерявшей сознание.
Дождавшись момента, когда кроганы свалят из помещения, фурия открыла глаза.
Клево, меня сожрут. Всю жизнь об этом грезила. Еле слышно фыркнув, увидев стеллаж с ножами, рыжая оглянулась по сторонам. Кухня оптимистичных прогнозов у пани не вызывало, скорее наоборот. Помещение подавляло любой намек на хорошее настроение.
Заодно выяснится вкусная я или нет. Правда, я этого не узнаю. Мрачно хмыкнув, наемница попыталась пошевелиться. Ощущения не самые приятные, но если хорошо отдохнуть, набраться сил, то можно попытаться хотя бы с собой прихватить повара. Шанс крайне мал, но есть. Только вот чем бить? Девушка нахмурилась. Но вскоре усмехнулась, вспомнив, что у нее до сих пор есть нож в потайном кармане. Это лучше, чем ничего. Может быть подружек по несчастью удастся убедить не опускать руки?
Нет. Бред. Краем глаза осмотрев подруг по несчастью, она окончательно убедилась, что идея бредова. Тяжело вздохнув, пани поморщилась от боли и попыталась устроиться хотя бы поудобнее. Нога ранена не в коленную чашечку, плечо дико ныло. Раны нужно перевязать, совсем в идеале ей нужен панацелин. Но достать его сейчас невозможно. А было бы хорошо сейчас покурить. Интересно нам дадут последнее слово, прежде чем съедят? От бредовых мыслей, в который Виверна успела впасть, ее разбудили голоса.
И что самое удивительно: это были не повара. И даже не охрана, решившая их добить. Это были те, кого она меньше всего ожидала.. Что здесь могли забыть саларианцы она не знала. Да и не сильно ее сейчас это заботило. Главное, что не она не попадет в суп.
Или все-таки нет? Трис не запоминала пути, да и не спорила с неожиданно пришедшими саларианцами . Желания устраивать боевые танцы у нее не было. Да и зачем? Ее и остальных девушек взяли, перенесли на корабль, вкололи лекарства. И даже уложили в кровати.
Практически все было прекрасно. Если бы не одно «но», немного ее смутивший: их заперли. Впрочем, этот факт сейчас ее не сильно волновал. План «я умру, но не сдамся без боя» пришлось отложить на дальнюю полку. Сейчас лучше всего отдыхать, а не грызться за свою жизнь. Успеется.
Иными словами, рыжеволосая устроилась более удобно и заснула.

Панацелина не дали - тот саларианец не вернулся. Эшли буравила взглядом дверь, стараясь не двигаться, но боль пульсировала в ранах, раскатываясь волнами по телу.
Она не в безопасности здесь. Этот корабль - еще одна клетка, пусть и с водичкой и одеялами, но ее отсюда не выпустят, пока кто-то главный тут так не решит.
За что мне это? За какие грехи? Кого я убила, кого замучила, чтобы заслужить это все? Эшли хмурилась, стиснув зубы, и едва ощутимо ощупывала свою рану на ноге, не беспокоясь о куда более серьезной на шее. Из неё медленно сочилась теплая струйка, оставляя мерзкий влажный след на шее и груди, и Эшли чувствовала, как теплые капли скользят по груди под футболкой, почти доставая живота. Если не думать об этом, то совершенно не больно.
В помещении повисла тишина, и уже никто здесь не напоминал бодрых пленников, которые сидя в клетке взялись играть в детсадовскую игру. Многие были без сознания, другие, наверное, тяжело ранены. Сколько из них умрет прежде, чем корабль достигнет пункта назначения? Может, и Эшли не повезет.
- Все же было хорошо, твою мать, - думала она вслух, тихо, но слышно. - Летала себе по Галактике, отстреливала батаров, зарабатывала денежки. Почему все должно закончиться так?
Бред сивой кобылы. Эшли была заперта в подземелье с напичканной кибернетикой азари, мочила гетов, сидя внутри гигантского меха, угоняла аэрокары и укладывала целые отряды, вооруженная одной винтовкой. Она переживала и более страшные дни, но тогда она была не одна. Были другие из ячейки, они всегда были рядом, готовые прикрыть, подхватить, подкинуть термозаряд-другой. С тех пор, как Эшли стала служить в "Цербере", она всегда чувствовала себя в безопасности в той или иной степени, контролировала ситуацию и даже помыслить не могла, что однажды окажется совершенно беспомощной.
Это страшно, решила Эшли. Это самое страшное, что с ней происходило - беспомощность настолько абсолютная, что нет ни одного повода надеяться на хороший исход. Неоткуда ждать помощи, и рядом нет ни одного дружественного лица. Тут есть Юна и Мейнем, но что такое мимолетное знакомство? Оно ни к чему не обязывает, не делает вас товарищами или своими, и в конечном итоге все по одиночке. Эшли посмотрела мутными, еле видящими глазами в сторону медно-рыжей копны волос Юны, нашла взглядом Мейнем. Она бы помогла им, будь у нее все необходимое, но даже будь у нее шприц или тюбик панацелина, погоды бы это не сделало.
Да куда тебе помогать-то. Ложись. Прямо сюда ложись. Закрой глаза.
Она съежилась, обняв себя руками, и ткнулась носом к стене, представив, что это не холодный металл, а теплая грудь Заида. Снова подумалось о нем - от него всегда веяло чем-то таким, чем-то своим, теплым и успокаивающим. Еще тогда в Сен-Тропе, когда она плакала ему в плечо, не зная, что много лет спустя будет его вспоминать, подыхая на саларианском корабле.

Ее ощупывали чьи-то тонкие руки.
Очнувшись, она подумала, что снова на Ниагаре, и почему-то на операционном столе лежит она, а не С'Карр - они что, поменялись ролями? Когда такое случилось?
Но она не на операционном столе, она на полу. И саларианка над ней похожа на С'Карр только расой.
Саларианка с усилием повернула Эшли на спине и откинула прохладными пальцами волосы с ее шеи, налепив на рану панацелиновый пластырь. Потом стала ощупывать ногу, промывая рану - Эшли зажмурилась и стиснула зубы, чуть не потеряв сознание вновь. Саларианка продолжала обрабатывать ее раны, закатала рукав куртки, мягко запустив под кожу иглу.
- Физрастворчику внутривенно, голубчик, - усмехнулась Эшли, хрюкнув. Она в учебке, учится делать уколы. Рыжий Дэйв делает вид, что ему хреновенько.
Какой рыжий Дэйв, какая учебка - мать твою, она снова здесь. Саларианка уже ушла, и Эшли вскинула голову, подперев ее рукой - разлеглась, будто на шезлонге, и снова принялась рассматривать остальных, время от времени встречаясь с кем-нибудь глазами. Тишина.
Эшли слишком много раз просыпалась в неизвестных местах. Ее не единожды похищали, изменяли сознание, дурили и мучили. Она не впервой обнаружила, что кто-то забрал ее оружие и забросил в совершенно незнакомое ей место. Она многое пережила. И поэтому происходящее уже неспособно вызывать у нее вопросов о том, что с ними будет и куда их везут.
Да плевать. Уже плевать. Только выпустите, дайте волю идти, куда я хочу.
Я всегда недооценивала свободу.
- Пива бы, - глубокомысленно изрекла она, сев на задницу и облокотившись о стену. Здоровая нога, согнувшись в колене, послужила удобной подставкой под локоть.
Может, кто-нибудь и подхватил бы ее мысль, если бы в помещение не зашел саларианец, всем видом показывая, что теперь надо слушать только его.
- Я Лерек Кирт, представитель саларианского Союза. Вы находитесь на Иллиуме, будете направлены в бесплатную клинику...
Она аж подскочила от радости. Наконец! Это закончилось!!! На Иллиуме будет легко - нужно только привести себя в порядок, найти банкомат, снять денег и купить инструментрон, связаться с ячейкой... Или Заидом. Да! А потом... Потом все будет нормально.
- А Вы, девушка, обвиняетесь в членстве в террористической организации, так что летите с нами на Сур'Кеш.
Эшли обвела глазами помещение, пытаясь понять, кому не повезло. Мейнем, что ли? Но Мейнем выглядела вроде бы спокойно.
А саларианец смотрел на нее. На Эшли, которую в этот самый момент взяли за руки двое его помощников.
- НЕТ! НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА! Дайте мне связаться с семьей, дайте мне позвонить... Пожалуйста... ХВАТИТ! Я НЕ ПРЕСТУПНИЦА! НЕ ПРЕСТУПНИЦА!
Я не преступница, нет, все совсем не так! Я просто делаю свою работу, просто пытаюсь удержаться на плаву, я не сделала ничего плохого!
Они видят в ней только пойманную в ловушку террористку, и больше ничего. И плевать, что она просто хочет жить.

Александра хотела было крикнуть саларианцам, что это должно быть ошибка и Эшли не террористка, но уже открыв рот, не произнесла ни слова. Это могло бы выдать её тоже, а она этого не хотела. Если бы Моноган не так паниковала, то заметила бы как Алекс пыталась подать ей знак, что её вытащат, но она просто бессвязно кричала, чтобы её отпустили.
- Спасибо вам. Я никогда не забуду, что вы сделали. - тихо произнесла Мейнем, перед тем, как саларианец уже собирался уходить. И хотя Александра вкладывала в эти слова совершенно другой смысл: обещание найти и освободить свою коллегу, это был скорее минутный порыв. Она, конечно, передаст начальству, что произошло с Моноган, но станет ли Цербер вытаскивать одного-единственного человека с Сур-Кеша? А если не станет, то сама Александра очень быстро забудет о своём порыве и, конечно, найдёт отличное оправдание перед своей совестью за то, что бросила Эш. Но сейчас Александра была уверена, что никакой ГОР не остановит её, пока Эшли не будет свободна из проклятых пришельских застенок.
А сейчас ей явно предстояло долгое лечение... Можно было попросить оплатить его, но после произошедшего с Эшли Мейнем вообще боялась рот открывать и так нервничала, что это точно привлекло бы внимание, не будь она тяжело ранена - в таких обстоятельствах это было совершенно неудивительно и совсем не подозрительно.
- Выпьем за спасение, когда нас выпишут? - неуверенно предложила девушка. Все вокруг похоже были спокойны и счастливы, но брюнетка совсем не чувствовала себя в безопасности со всеми этими инопланетянами вокруг, и совсем беспомощной. Хотелось ли ей праздновать с этими незнакомцами, многие из которых были инопланетянами? Нет, разве что с некоторыми - она помнила рыжих девушек: Трисс, с которой они встречались на Гаваях, разумеется помнила Юну Моурен - но Александра хоть и не любила инопланетян, но не была настолько социопаткой, чтобы отказаться только из-за того, что ей придётся с ними сидеть за одним столом. А любой солдат знает, что именно самые тяжёлые ситуации раскрывают характер человека - и турианца - и сейчас она могла многое рассказать про каждого из своих коллег. Мейнем начинала со службе в армии Альянса и у неё всё ещё сохранилась привязанность к традициям, принятым там - с кем прошёл ад, тому доверяешь. Даже если он тебе неприятен чисто внешне, потому что не человек - всё равно доверяешь. А они вместе прошли как минимум два круга ада.

А во время лечения у неё будет достаточно времени подумать над советом саларианца: не попадаться. Она твёрдо решила, что это будет последний раз. Больше она не сделает ошибки, ни одной - и будет работать над своими навыками, сколько потребуется, чтобы больше этого не произошло. Александра так и не могла избавиться от навязчивых мыслей, которые так и лезли ей в голову, пока в бесплатной клинике - очень хорошей, кстати - всё-таки это был Иллиум - ей не дали снотворное.

Отредактировано Alexandra Meinem (12 июля, 2015г. 11:07)

После переливания крови, сделанного почти что в «полевых» условиях, прямо на корабле, мужчину до сих пор немного шатало, хоть под ногами давно уже находилась твёрдая поверхность пола одной из иллиумских клиник. Эйдан, и без того довольно много крови потерявший, ощущал себя выжатым лимоном, который всё ещё пытаются засовывать в соковыжималку, хотя и без того понятно, что там осталась лишь одна оболочка. Рука, перебинтованная после процедуры переливания, ныла, поэтому приходилось часто менять её положение, чтобы хоть как-то её ощущать конечность в пространстве. Немного кружилась голова, мучила жажда. Правда, с последним Найт разобрался довольно быстро, прикупив себе несколько коробок азарийского сока, ибо в больнице алкоголь не продавали категорически. А жаль, выпить хотелось довольно сильно…
Найт сидел прямо в палате, недалеко от мониторов, что следили за жизнеобеспечением Юны Моурен, вытягивая сок через трубочку из очередной коробки с ослепительно улыбчивой азари на обложке и время от времени бросая взгляд то на мониторы, то на Юну. Сколько он здесь просидел, Эйд и сам не представлял. Наверняка очень много, ибо успел посмотреть пару новых серий сериала про Бласто на экране в больничном коридоре и пересчитать шагами длину коридора от одного края до другого. В шагах длина коридора выходила в пятьдесят больших шагов или восемьдесят четыре мелких. Помнится, на пятом пересчёте в коридоре появился врач и всё-таки разрешил Найту посидеть в палате.
Юна понемногу приходила в себя. Она не помнила почти ничего с того момента, как бросилась на помощь Цирцее. Только какие-то смутные отрывки, вроде чьего-то бормотания, громких голосов, выкрикивающих непонятную медицинскую лабуду, да чьи-то слов о прибытии на Иллиум и задержании какой-то девушки. Всё остальное время она погружалась в тревожный сон, пока, наконец, её не накачали лекарствами, после чего девушка благополучно вырубилась.
Рядом слышался назойливый писк, который спутать с чем-либо иным было просто невозможно – медицинский прибор, отслеживающий состояние пациента, сейчас вызывал ужасное раздражение. Хотелось разломать его к чёртовой бабушке, лишь бы только погрузиться в полнейшую тишину. Но, не судьба.
С трудом разлепив глаза, Моурен опять зажмурилась от показавшегося ей слишком ярким дневного света, пробивающегося в окно. Через пару мгновений удалось привыкнуть, зрение вернулось и девушка осмотрела помещение, в котором находилась... не одна. Против воли губы тронула слабая улыбка, стоило увидеть Эйдана. Он снова был рядом с ней в такой момент, хотя сам выглядел так, словно отказался от любых медицинских услуг. Зная кудрявого, так, скорее всего, и было. Вечно он о ней заботился в ущерб собственному здоровью.
- Эйд... – снова вместо нормального голоса получился какой-то странный хрипловатый шёпот.
Много чего хотелось ему сейчас сказать. Сказать, какой дурой она себя считала, как виновата была перед ним, как переживала, как боялась и клялась самой себе, что будет его слушаться, одновременно нисколько не жалея о содеянном. Хотелось  сказать, что он не должен себя изводить, что ему нужно отдохнуть, получить помощь и привести себя в порядок. Хотелось пошутить или съязвить про «тот ещё видок», аристократическую бледность и то, что в «Форнакс» его теперь точно не примут...
...а получилось только молча заплакать и, как много лет назад, почувствовать себя слабой и беспомощной.
- Хээээй, - Эйдан отставил пустую коробку из-под сока в сторону, на прикроватную тумбу и, недолго думая, пересел на край юниной кровати, осторожно, словно хрупкую вазу без гарантийного чека, взяв её за руку, сжимая её в своей широкой ладони,  - на этой простыни точно не хватало микробов с моей одежды. Местный Гиппократ меня повесит, если узнает об этой антисанитарии… Ну и чего ты ревёшь? Да, знаю, на меня сейчас без слёз не взглянешь, сам недавно «полюбовался» в зеркало, но не надо так бурно реагировать на моё лицо. И не смей говорить мне, что я не красавчик… Ты погляди, как нос раздуло, теперь он как картофелина...
Чужие слёзы действовали на Найта, ненавидящего, когда кто-то «разводит мокроту», не самым лучшим образом. Сам он мало когда проявлял свои настоящие эмоции, но их появление на чужих лицах вызывало у него неоднозначные реакции. Сейчас же лицо было не чужое… но Эйд был поленом, и никогда не умел утешать расстроенных.
- «Краше в гроб кладут», - Эйдан попытался изобразить тонкий женский голосок, передразнивая Юну. А потом замолчал, явно ощущая, что шутка не удалась. Они выбрались из такой задницы, что шутить о смерти сейчас, когда прошло ещё так мало времени, довольно глупо и неуместно.
- Как ты? Не стоило лезть на тех кроганов, глупая у тебя была затея…
- Он был всего один, - всхлипнув, отозвалась рыжая и упрямо посмотрела на друга, - и... что было, то было.
- Я бы не удивился, если бы ты и на четверых полезла, вооружённая лишь пилочкой для ногтей и парой литров энтузиазма в крови.
Против воли она не удержала смешок. И правда, она бы тоже такому не удивилась. Слёзы почти иссякли. Голос самой Юны понемногу возвращался, хоть и застыв на уровне хриплости при ангине, но не скатываясь в беззвучное шевеление губами. Она едва заметно улыбнулась, посмотрев на свою ладонь в руке кудрявого – хотелось только, чтобы он не воспринял всё это как-то неправильно. Он ведь любил всё вечно усложнять. А сейчас, ей просто хотелось слышать голос милого друга и видеть его тёмные, почти чёрные, глаза, полные тревоги. Тревоги за неё. Опять.
- Расскажи мне что-нибудь, - попросила девушка, не отрывая взгляда от лица Эйдана.
- Это ты у нас птица Говорун, а не я, - Найт на секунду отвернулся, разглядывая трубочку капельницы, тянущуюся от руки Юны вверх, к пакету с лекарством, - ладно-ладно… как-то раз, надо сказать, мы тоже в баре с одним кроганом чуть мозги друг другу не повышибали, давно это было. Он явно нарывался на драку: выбил стакан у меня из рук, затем толкнул на барную стойку так, что я своей спиной разбил им чёртову дюжину бутылок, ринкола на пол пролили несколько пинт…
Снова заметив на глазах Юны наворачивающиеся слёзы, Найт на секунду замолчал. Она была не здесь, не с ним, мыслями где-то в своём мире. Может быть, ей больно? Или слёзы как побочное действие лекарств? Несколько секунд они сидели молча, затем Эйдан наклонился, порывисто обнимая Юну. Главным в этой ситуации было не задеть провода, шнуры и трубки, тянущиеся от её тела.
- Рана будет болеть ещё довольно долго, прости… - Найт чувствовал, что это не из-за раны, и он ощущал, что всё уже не будет как прежде после того, что случилось за последнее время, - Можно попросить вколоть ещё немного обезболивающего, если совсем всё плохо. Как думаешь, поспишь ещё чуть-чуть?
- Я... не надо... прости, - она действительно пыталась сдержаться и не разводить сырость, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, она была всего лишь девушкой. Обычной, по сути своей. Скрывающейся под многочисленными масками, но всё такой же обычной. И сейчас ей было просто плохо. Не от боли, ведь её и не было благодаря обезболивающим. Просто плохо от всего случившегося, от так и не произошедшего, от страха, от горечи, от ярости, от безумия. Плохо и больно душевно.
- Скажи, ты ведь... ты ведь наверняка видел кого-нибудь, да? Анну – ту биотичку, которая тебе так не понравилась, - Дезара, Тристана. Ты их видел? – Юна глядела на Эйдана, ожидая его ответа. Она должна была убедиться в том, что с ними всё в порядке. Особенно, с Цирцеей. Ради этой злобной сучки, так и не отдавшей Рыжу  платье и туфли, она пошла на огромный риск и теперь валяется в койке. И Моурен почти знала, что вмешалась в ту схватку вовремя, чтобы уберечь Лорини от гибели. Ну, а парни всегда были весьма и весьма живучими, так что на их счёт вообще можно было не волноваться. Зарубов небось уже канючил на тему ненавистного больничного питания, а Трис клеился к очередной медсестре. – С ними всё в порядке?
Найт часто врал: представлялся чужим именем, выдумывал биографии, факты из жизни, приписывал себе какие-то заслуги, чтобы покрасоваться перед друзьями в баре… это было привычно. Врать Юне было неприятно, особенно когда она прожигала его своим взглядом, полным надежды. Прости, Домовёнок, придётся сказать тебе правду, вот только такие новости тебе не понравятся…
- После того, как драка завершилась, вас всех оттащили в другое помещение. Потом прибыли саларианцы, которые нас спасли, - Найт перевёл взгляд на белую ткань одеяла, что укрывало Юну, - они отправились на поиски живых туда, где лежала ты. Сказали, что трупов было много. Умерших оставили в шахтах, вытащили лишь тех, кто выжил.
Она наверняка уже догадывалась, куда Эйдан клонит. Он не мог объяснить мягче, просто не умел…
- Юна, - в воздухе повисла очередная неловкая пауза. Найт был не мастак подбирать слова для утешения, - твоих друзей не было на корабле.
Она застыла, даже, кажется, дышать перестала. Не было? Как это «не было»? Но ведь... это же... как они... что... «Тех, кто выжил,» - звучало в голове. Тех, кто выжил. Только тех, кто выжил. Выжил? А они не выжили? Нет, такого не может быть. Просто... просто Эйдан их не увидел. Да, точно, они просто были в каком-то другом месте, а Найт их и не заметил. Наверняка. Да, точно. Умерли? Пф, это не те, кого так просто можно убить и оставить неизвестно где. Или же её просто разыгрывают. У наёмников вообще порой очень странное чувство юмора, а уж в их центурии все давно привыкли к розыгрышам. Вот и сейчас, как только она сделает что-то не то, все трое появятся в палате, потешаясь над ней на всю больницу. Наверняка так и есть. Но чтобы они умерли – нет, она никогда в это не поверит. Боги.,да этих людей уже столько раз убить пытались, что все со счёта сбились! И ничего, возвращались в строй. Нет, они точно не могли погибнуть. Слишком жалкая смерть. Слишком противная. Анна точно начнёт брезгливо ворчать и кривить губы от того, что она могла погибнуть в таком месте. Как же, без макияжа, маникюра и педикюра, в ошмётках одежды, уставшая и обессиленная – нееет, так Лорини точно не могла погибнуть. Как и Трис, как и Дезар. Слишком сильные, чтобы подохнуть так.
Нет. Нет... Нет!
Она и не заметила, как сжала руку Эйдана изо всех сил, почти причиняя тому боль, если вообще была в силах это сделать. Ничего не видела и не слышала. Просто молчала, уставившись потухшим взглядом на друга. Молча переживала всё внутри себя, а снаружи казалась бесчувственным куском камня. Какой-то частью понимала, что уж кто-кто, а Найт точно ей врать не станет. Точно не про такие вещи. С таким не шутят. Он говорил правду. Сказал то, что она боялась услышать. Но лучше горькая правда, чем сладкая ложь, да?
Я виновата. Не уберегла. Сделала только хуже. Из-за меня они погибли. Они – мертвы, а я осталась в живых. Почему? Почему?! – но ни единого звука так и не произвела.
Правда. Это правда. Они мертвы. Их нет.  Больше нет.
Подняв полный страдания и страха взгляд на мужчину, Юна, игнорируя многочисленные трубки и провода, потянулась к нему в объятия. И только тогда так тихо, что он едва ли услышал, сказала:
- Не оставляй меня. Пожалуйста.
- Никогда… - Найт провёл рукой по спутанным рыжим волосам, разглаживая их, пытаясь успокоить Юну. Он не знал этих людей, поэтому не мог разделить чужое горе. Он терял друзей раньше, но этих людей, по которым страдал его рыжий друг, знал лишь сутки. Слишком недолго, чтобы испытывать хоть какое-то сожаление. Всё, что он мог чувствовать – это лишь отражение боли рыжей подруги, плещущее в её глазах. Юна знала их дольше, Юна любила их… как ей сейчас больно, Эйд мог представить, но этот путь, путь примирения с жестокой реальностью, она должна пройти сама. Он может лишь помочь, и он готов помочь ей справиться, - прости, что именно я говорю тебе это…
Убийца чуть отодвинулся, придерживая лицо Юны за подбородок, заставляя её не отводить взгляд. Он знал, о чём Моурен думает, к каким мыслям неизбежно приведёт её неизлечимый юношеский максимализм головного мозга:
- Посмотри на меня, ты ни в чём не виновата. Не смей винить себя, не смей думать о том, что ты кого-то не спасла, ты меня понимаешь? – Найт коротко выдохнул, - ты сделала всё возможное, а сейчас ты ничего никому не докажешь всем этим. Я не обещаю тебе, что всё будет хорошо, не обещаю, что будет легко, не могу обещать, что жизнь будет легка и радужна впереди. Но ты справишься, а я помогу тебе. Мы справимся со всем вместе – ты и я. Мы справимся, дыши глубже. Я не оставлю тебя, обещаю.
Моурен молчала. Она не хотела, не могла ничего говорить. Только кивнула и снова прижалась к кудрявому, как прежде, много лет назад, желая отгородиться от всего мира в его объятиях. Ей было как никогда плохо. Она снова потеряла дорогих ей людей. Пусть не родственников, даже не близких друзей, но они были действительно своими и занимали достаточно важное место в её жизни. А теперь их нет. Больше нет.
Есть только Эйдан Найт, рядом с которым она чувствует себя почти защищённой. Рядом с которым она чувствует себя немного лучше. Поддержка которого очень важна для неё – о чём она успела забыть за семь лет разлуки.
«Он больше не оставит меня одну,» - раздаётся в голове мысль. И на короткий миг боль кажется только иллюзией.